потом решили побыть еше немного на веранде и полюбоваться ночным небом.
Прошло уже три часа с тех пор, как Санчес ушел к себе в номер, и во мне
опять стало расти беспокойство. Когда священник неожиданно вышел из
дома и
присоединился к нам, я почувствовал облегчение.
— Вы что-нибудь слышали об Уиле? — спросил я.
Пока я задавал этот вопрос, падре подвинул стул так, чтобы сесть лицом
к нам с Хулией. Я обратил внимание на то, как тщательно он установил
стул на
равное от каждого из нас расстояние.
— Да, — проговорил он наконец. — Слышал. Священник снова умолк и
вроде бы о чем-то задумался, поэтому я спросил:
— И что же вы слышали?
— Давайте, я расскажу все по порядку, — сказал он. — Отправляясь с
падре Карлом обратно в миссию, мы думали застать там падре Себастьяна с
военными. Мы ждали расследования. В миссии мы обнаружили, что
Себастьян,
оставив нам послание, неожиданно покинул ее вместе с военными за
несколько
часов до нашего прибытия.
Целый день мы провели в неведении, но вчера приехал падре Костус, с
которым, как я понимаю, вы знакомы. Он сказал, что его направил ко мне Уил
Джеймс. По всей видимости, Уил вспомнил название моей миссии, которое раньше
называл в беседе с ним падре Карл, и интуиция подсказала ему, что нам
понадобятся сведения падре Костуса. Падре решил примкнуть к сторонникам
Манускрипта.
— А почему Себастьян так неожиданно покинул миссию? — спросил я.
— Кардинал собирается ускорить осуществление своих планов, — ответил
Санчес. — Он узнал, что Костус решил раскрыть его намерение уничтожить
Девятое откровение.
— Себастьян нашел последнее откровение?
— Еще нет, но кардинал на это рассчитывает. Он обнаружил еще один
документ, в котором указано местонахождение Девятого откровения.
— И где предполагается его искать? — спросила Хулия.
— На Селестинских развалинах, — ответил Санчес.
— А где это? — не унимался я.
— Миль шестьдесят отсюда, — повернулась ко мне Хулия. — Там велись
раскопки, причем этим занимались исключительно перуанские ученые, и все
держалось в строжайшем секрете. При раскопках обнаружены остатки
древних
храмов: в нижнем слое — майя, а над ним — инков. По всей видимости,
обе
цивилизации считали, что этому месту присуще нечто особое.
Я вдруг понял, что Санчес сосредоточен на разговоре больше, чем обычно.
Когда говорил я, он переносил на меня все свое внимание и смотрел не
отрываясь. Когда в беседу вступала Хулия, падре принимал другое
положение,
чтобы полностью сосредоточиться на ней. Было такое впечатление, что он
действует очень продуманно. 'Чем он, интересно, занят?' — подумал я, и
как
раз в этот момент наступила тишина. И Санчес, и Хулия выжидающе
смотрели на меня.
— Что такое? — в недоумении спросил я.
— Теперь ваша очередь говорить, — улыбнулся Санчес.
— Мы что, говорим по очереди? — спросил я.
— Нет, — вмешалась Хулия, — просто мы беседуем сознательно. Каждый
говорит, когда к нему перемешается энергия. Сейчас мы видим, что она
переместилась к вам.
Я не знал, что и сказать.
Санчес смотрел на меня с дружеским участием:
— Частью Восьмого откровения является овладение групповым сознательным
воздействием друг на друга. Но не надо смущаться. Просто постарайтесь
понять, как это происходит. Когда все, кто входит в эту группу, ведут
беседу, в какой-то момент только одному человеку приходит в голову
самая
действенная мысль. Если остальные участники беседы начеку, они
почувствуют,
что один из них собирается заговорить, и тогда все смогут
сконцентрировать
энергию на этом человеке и помочь ему высказать свою мысль с предельной
ясностью.
Потом в ходе беседы самая действенная мысль возникает у кого-то
другого, затем еше у кого-нибудь, и так далее. Если сосредоточиться на
том,
о чем идет речь, то можно почувствовать, когда наступает твоя очередь.
Важная мысль непременно возникнет в вашем сознании.
Санчес перевел взгляд на Хулию, и она спросила у меня:
— Что за мысль пришла вам в голову, а вы ее не высказали?
Я попытался вспомнить.
— Я думал, — проговорил я наконец, — почему падре Санчес так
пристально смотрит на