— Думаю, они не говорят по-английски, — сказал Пабло.
— Но где же она? — грустно произнес я.
Пабло что-то сказал в ответ, но я опять не слушал его. Мне вдруг
представилось, что я куда-то убегаю, мчусь по какой-то улочке, а затем
ныряю
в дверь, ведущую к свободе.
— О чем вы думаете? — спросил Пабло.
— Мне почудилось, что я вырвался на свободу, — ответил я. — А о чем
вы говорили?
— Постойте, — сказал Пабло. — Не упустите свою мысль. Может быть,
это важно. Каким образом вы вырвались на свободу?
— Я бежал по какому-то переулку или улочке, а потом шмыгнул в какую-то
дверь. Было такое впечатление, что побег удался.
— И что вы думаете об этом видении?
— Не знаю, — признался я. — Похоже, здесь нет логической связи с
тем, что мы обсуждали.
— А вы помните, о чем мы говорили?
— Да. Я спрашивал о Марджори.
— А вам не кажется, что Марджори и ваше освобождение как-то связаны
между собой?
— Никакой явной связи я не усматриваю.— А как насчет неявной?
— Не вижу, какая здесь может быть связь. Какое отношение к Марджори
могут иметь мои фантазии об освобождении? Вы считаете, она уже на
свободе?
Вид у него был задумчивый:
— Вам подумалось, что на свободе оказались вы.
— Ну да, верно. Может быть, я вырвусь на свободу без нее. — Тут я
взглянул на Пабло. — А может, вырвусь на свободу с ней.
— Я остановился бы именно на таком предположении, — сказал он.
— Но где же она тогда?
— Не знаю.
Обед мы заканчивали молча. Я был голоден, но пища казалась слишком
тяжелой. Почему-то я чувствовал себя усталым и вялым. Чувство голода
быстро прошло.
Я обратил внимание, что Пабло тоже не ест.
— Думаю, нам нужно вернуться в камеру, — сказал он.
Я кивнул, и он жестом попросил охранника отвести нас обратно. Придя в
камеру, я растянулся на койке, а Пабло сел и стал смотреть на меня.
— У вас, похоже, снизился уровень энергии, — проговорил он.
— Да, — подтвердил я. — Не могу понять, что случилось.
— Вы не пробовали вбирать в себя энергию? — спросил юноша.
— Думаю, что нет. А от этой пиши никакого толку.
— Но если вбирать в себя все, не нужно много пиши. — И Пабло обвел
рукой перед собой, чтобы подчеркнуть это 'все'.
— Это я знаю. Однако в подобном положении для меня непросто изливать
потоком любовь.
Мой собеседник в недоумении посмотрел на меня:
— Но если так не делать, вы причините себе вред.
— Что значит — причиню себе вред?
— Ваше тело колеблется на определенном уровне. И если вы допускаете
значительное снижение своей энергии, то от этого страдает и тело. В
этом и
заключается связь между подавленным состоянием и болезнью. Любовь —
способ
поддержания энергии. Благодаря ей мы сохраняем здоровье. Вот насколько
это важно.
— Дайте мне несколько минут, — попросил я.
Я принялся выполнять то, чему меня учил падре Санчес. И тут же
почувствовал себя лучше. Все вокруг выступило более отчетливо. Я закрыл
глаза и сосредоточился на этом ощущении.
— Вот, хорошо, — донеслось до меня.
Я открыл глаза и увидел, что Пабло расплылся в улыбке. Облик у него был
еше совсем мальчишеский, но глаза казались теперь исполненными зрелой
мудрости.
— Я вижу, как вы наполняетесь энергией, — сообщил паренек.
Вокруг тела Пабло было различимо чуть заметное поле зеленого цвета.
Свежие цветы, поставленные им в вазу на столе, казалось, тоже излучали
мерцание.
— Для того чтобы уяснить для себя Седьмое откровение и действительно
встать на путь эволюции, — произнес он, — нужно действовать в
соответствии
со всеми откровениями, превратив их в образ жизни.
Я ничего не ответил, а юный индеец спросил:
— Можете ли вы сказать, как откровения изменили ваше мировоззрение? Я
задумался:
— Полагаю, что я проснулся и увидел: мир — это тайна, где будет
послано все, в чем нуждаешься, если суметь раскрыться и встать на путь
истины.
— И что потом? — продолжал расспрашивать он.
— Потом мы готовы включиться в поток эволюции.
— И как же мы можем сделать это? Я снова задумался:
— Тем, что четко представляем себе вопросы, стоящие перед нами в
жизни. А затем стараемся не упустить указания, которые посылаются во