эту волю действующей в Себе Самом. И весь дальнейший путь Христа – это путь со действования, согласования действий человеческой воли и воли Божественной.
Христос принял человеческое естество через рождение от Марии. Дальше началось таинство обожения человеческой природы Христа. Он с самого рождения своего Бог. Он располагает, с одной стороны, божественным сознанием, божественным «Я», а с другой стороны – человеческой душой, которая развивается, как у каждого ребенка, юноши, молодого человека.
Но есть последняя грань дарения, отдачи. Это отдача не части себя, но всего. Отдача жизни. В такой, всецелой отдаче, в жертве не остается уже никакого пространства, которое было бы только «своим», которое было бы загорожено от Того, к Кому идет человек своей любовью. Человек должен сам, изнутри своей собственной природы, снять все преграды, которые отделяют его от Бога. То есть человек должен научиться любви, а любовь – это очень опасный подвиг. В любви человек теряет самого себя. В некотором смысле всякая серьезная любовь близка к самоубийству. Человек выходит за свои собственные пределы.
Для полного преображения природной воли человека Иисуса Христа Божеством Логоса нужна была эта последняя отдача. Нужна она была и для того, чтобы Богочеловеком был принят в Себя и тем самым исцелен, освящен не только человеческий опыт жизни, но и человеческий опыт смерти. «На час сей Я и пришел в мир».
Но Он пришел в мир с жизнью, Он – по настоящему живой. А в каждое живое существо Бог вложил боязнь перед смертью. Смерть – это то, что не есть Бог. Бог есть жизнь. Каждой человеческой душе, каждой живой душе вообще свойственно бояться того, что очевиднейшим образом не есть Бог. Смерть – очевиднейшим образом не есть Бог. И вот человеческая душа Христа боится смерти – не трусит, а противится ей. Поэтому в Гефсиманском саду человеческая воля и душа Христа обращается к Отцу со словами: «Душа Моя скорбит смертельно… Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты…» (Мат. 26, 38 39).
А ведь та смерть, что предстояла Христу, была не обычной человеческой кончиной. Я не имею в виду мучительность крестной казни (которую Цицерон назвал самой страшной из пыток, придуманных человечеством). Дело в том, что каждый человек в течение своей жизни постепенно привыкает к смерти. Ее ростки он носит в себе изначала, и растит их едва ли не всю свою сознательную жизнь. Там, где есть грех, там есть тень смерти. Человек еще при жизни свыкается со смертью. Но во Христе