Фабричных общинников, собравшихся в комнате, изрядно, десятка три не меньше, все такие разные. И, как ни в чем не бывало, с тем же серьезным видом, Александр Павлович продолжает объяснять, как все они должны быть счастливы, так как теперь у них, неприкаянного, но доброго и дружного стада, появился, надо надеяться, достойный, пусть и весьма молодой пастырь.
– Можете не сомневаться, – говорит он, глядя на меня, – само собой, насчет вашей личности, отец, прежде вашего назначения к нам, были наведены самые подробные справки…
Я спокойно выдерживаю его взгляд.
– Стало быть, вот вы какой, отец, – продолжает он, по-прежнему не сводя с меня глаз. – Ну-с, соблаговолите теперь сами рассказать нам, что вы за птица, зачем к нам залетели.
– Конечно. Расскажу, – с улыбкой говорю я. – Только не знаю что. О чем вы хотите узнать о моей личности?
– Уж соблаговолите, отец. Что хотите. Вам ведь, должно быть, виднее.
– Ну хорошо, – говорю. Он кивает, и я начинаю легко, без всякого предисловия:
– Что ж вам..? Знаете, я с раннего детства всё читал разные духовные книжки. Любимое мое занятие такое чтение, правда… – Немного смущаясь, с улыбкой обвожу все лица. – А еще у нас на чердаке, в светёлке я устроил вроде игрушечной церкви. Развесил бумажные иконки, колокольчики, чтобы в положенные часы служить службу…
Слушают меня общинники очень внимательно. Поэтому продолжаю:
– Я и в школе прилежный, послушный ученик, самого примерного и тихого поведения. Родители говорили, что быть мне монахом. Но после школы неожиданно взял и поступил в университет на технический факультет. Потом некоторое время путешествовал по Европе, бывал и в Англии. Меня, знаете ли, очень интересовало, как у них устроены и живут молодежные христианские коммуны. Очень хорошо, оказалось, устроены, нравственно, и спасительно для души. С тем и вернулся обратно в Матушку-Россию – чтобы заняться созданием подобных же студенческих христианских общин. Но окончил богословские курсы и вот, женился и принял сан. Господь с ней, с Англией. Вместо студенческих общин, решил просто служить там, куда отцы определят… – Помолчав немного, развожу руками. – Больше не знаю, что и рассказать. Может, лучше вы спрашивайте?