– Подумать только, какая баснословная ахинея! – говорю я. – В жизни не слышал подобного бреда! Они там или пьяные или вовсе ума лишились.
Порвав листок на мелкие кусочки, поспешно отправляю их в печку, чтобы женушка не успела увидеть. Пытаюсь также, как только возможно, успокоить перепуганную женщину.
Ну вот, маменька опять хворает тяжко, жалуется, что всё тело нестерпимо болит. Пытаюсь как-то отвлечь бедняжку.
– Не может того быть, чтобы прямо всё болело, – говорю ей. – Я имею в виду, что сразу всё болеть не может, милая маменька… Что, уши болят? – Маменька прислушивается к себе. Отрицательно мотает головой. – Уши ведь не болят?.. Вот видите, не болят!.. А пятки?.. Не болят?.. – Маменька качает головой. – Вот, то-то и оно! Хоть что-то не болит. Уже легче, правда?
– Легче, легче! – охотно соглашается милая маменька, прыская со смеху и одновременно морщась от боли.
Как бы то ни было, ей действительно становится немножко легче.
Сегодня приходил фотограф, один из наших друзей. Фотографировал нас с женушкой. Мой фотопортрет вышел прямо-таки капитально эпическим: на нем я и правда вылитый основатель-основоположник.
А вот весна гнилая, гаже некуда. Дома все нездоровы. А мне что-то совсем плохо. На этот раз простыл не на шутку. Кашель раздирающий. И всё не идет из головы, что и моего папеньку погубил кашель. Временами уж и не знаю, на каком свете нахожусь.
Но в больничку ни за что не хочу. Тем не менее, домашние, совершенно отчаявшись, все-таки посылают за врачом.
Приходит доктор, жутко пахнущий хлоркой. Осмотрев меня, многозначительно смотрит на мою женушку и выходит из комнаты. Она за ним. Отчетливо слышу, как он говорит за дверью:
– Вы что, хотите положить его в больницу?
– Ой, не знаю, – слышится писк женушки.
– Прекрасно, – говорит врач. – У них он сгниет заживо.
– Нет!
– Вот и пусть остается где есть.
И доктор оказывается совершенно прав: уже не следующий день чувствую себя вполне сносно.
С утра пораньше заходит Сережа. Слава Богу, хоть у него вид энергичный, бодрый. Показываю ему бутылочку с афонским елеем. Даже откупориваю пробочку, чтобы он обонял чудесный аромат.