грудь твоя зияет раной скорби,
Второй его прицел — туда же устремлен.
x x x
Будь волен я — зачем мне приходить?
Будь волен я — зачем мне уходить?
Не лучше ль было бы — в руины эти
Не приходить — не уходить, не жить.
x x x
Ты, небосвод, не устроил дел моих трудных земных,
Слов от тебя я не слышал ласковых и простых.
Радостно и свободно я не вздохнул ни разу,
Чтоб не открылись тотчас же двери напастей моих.
x x x
Небо! Твоими веленьями я не доволен,
Я не достоин оков твоих, слаб я и болен.
Ты благосклонно к безумным и неблагородным?
Так погляди: я безумен, в себе я не волен!
x x x
Не убивай меня, небо, в своем опьяненье!
Видишь величье мое и твое униженье!
Из-за моей нищеты и вседневных скорбей
Проклял я сам этой жизни постыдной томленье
x x x
Эй, небосвод неразумный! Хоть властен ты в каждой судьбе
Ты благородным сердцам не помощник в суровой борьбе,
Ты не мужам посылаешь сокровища и жемчуга,
А мужеложцам презренным… Честь же и слава тебе!
x x x
Защитник подлых — подлый небосвод —
Свой путь стезей неправедной ведет.
Кто благороден — подл пред ним сегодня
Кто подл — сегодня благороден тот.
x x x
Небо! Что сделал я? Что ты терзаешь меня?
Ты беготне целый день подвергаешь меня.
Город заставишь обегать за черствый кусок
Грязью за чашку воды обливаешь меня.
x x x
Небо! Вечно в сражении ты и в борьбе со мной,
Для других ты бальзам, для меня ж недуг ты злой.
Долгий прожил я век, примириться хотел с тобою,
Все напрасно! — Опять на меня ты идешь войной!
x x x
Если небо враждою опять не повеет, — не чудо ли?
Не побьет нас камнями, как рассвирепеет, — не чудо ли?
Если кадий*, достоинство, честь на вино променяв,
Банг* у нас в медресе не посеет, — не чудо ли?
x x x
Если небо враждует со мной, — я готов на бой.
Доброй славы лишен, — я готов на позор любой.
Кубок полон рубиновоцветным пенным вином…
Ты готов ли? Невидимый меч занесен над тобой!
x x x
Ты благ мирских не становись рабом,
Связь разорви с судьбой — с добром и злом.
Будь весел в этот миг. Ведь купол звездный —
Он тоже рухнет. Не забудь о том.
x x x
Эмиром делает меня, несет мне чашу небосвод,
А завтра, словно с чеснока, с меня и рубище сдерет.
Но не взываю я к нему: 'Зачем, о небо, почему?'
Я поседел в ярме забот… О чем скорбеть? Ведь все пройдет.
x x x
В саду планет, что круг извечный свой вращают,
Два рода смертных, знай, плоды судьбы вкушают:
Те, кто познал все — и доброе и злое,
И те, кто ни себя, ни дел мирских не знают.
x x x
Шепнуло небо тайно мне в минуту вещего прозренья:
'Веленья гневные судьбы, ты думаешь, мои веленья?
Когда бы властно было я во всех деяньях бытия,
Я прекратило бы давно свое бесцельное круженье!'
x x x
Не исполняет желаний моих небосвод.
Вести от друга напрасно душа моя ждет.
Светлый Яздан нас дозволенным не одаряет,
Дьявол же и недозволенного не дает.
x x x
Ведь эти два-три дня — сужденных для меня —
Промчатся, будто вихрь, пустынный прах гоня.
Но я — пока дышу — не стану пить осадка
Ни дня минувшего, ни будущего дня!
x x x
Звездный купол — не кровля покоя сердец,
Не для счастья воздвиг это небо творец.
Смерть в любое мгновение мне угрожает.
В чем же польза творенья? – Ответь, наконец!
x x x
Отныне горечи вселенной не стану я вкушать,
С вином пунцовым в чаше пенной не стану слез мешать.
Вино зовем мы кровью мира, мир — кровопийца наш,
Неужто кровника — убийцы нам крови не желать?
x x x
О мой шах, без певцов и пиров, и без чаши вина
x x x
Для меня нетерпима цветущая, в розах, весна
Лучше рая, бессмертья, и гурий, и влаги Кавсара*
Сад, и чаша вина, и красавицы песнь, и струна.
x x x
Если хочешь покоиться в неге блаженной
И у ног своих мир этот видеть надменный,
Перейди в мою веру, учись у меня, —
Пей вино, но не пей эту горечь вселенной!
x x x
Кем, душа моя, ты взращена — в вертограде каком?
Ты, являясь, луну затмеваешь на небе ночном.
Свои лица для пира украшают красавицы мира,
Все пиры на земле ты одна украшаешь лицом!
x x x
Как тюльпан, пламеней! До краев свою чашу налей!
И с тюльпаноланитной вино свое в радости пей!
Ибо завтра, быть может, внезапно горбун этот старый,
Превратив тебя в прах, наглумится над перстью твоей.
x x x
Снова