Вы поняли что-нибудь? Вот и я до сих пор «не очень». Что поделать, я не столь искушен, как Дрон, искушенный во всем…
После переворота в пищевой промышленности он теоретически обосновал идею, что добавочный, простите, слой мяса на костях, это не предел и есть реальные шансы качественно изменить новополученную ткань. Мы начали экспериментировать…
Я еще сведу вас в виварий, я еще вам покажу, каких чудовищных тварей приносил нам саркофаг первое время! Некоторые растекались у нас на глазах, едва их вызволяли из камеры. И так было долго. Очень долго. Мы сердились, мы ссорились, мы не понимали, что нужно мерзкой материи, чтоб она перестала плодить уродов. Вот тогда, в последнюю очередь, с отчаяния, наверное, и пришла нам в голову эта мысль. Тихая, крамольная, абсолютно ничем не подкрепленная – если бы и она оказалась неверной, на имплантации пришлось бы ставить крест. А мысль такая: для того, чтоб удвоить количество мышечной ткани достаточно обычного химомеханического воздействия. Но мы-то в неведении своем покушались на большее! Ведь по сути дела мы поверх обычного тела творили еще одну, новую, оболочку! А что творит материю? Дух! Чтоб организовать эти ткани во что-то упорядоченное, новой оболочке необходимо было сознание. Причем – активное. Ей нужен был р а з у м. Значит – зря мы убивались с животными. Имплантация – только для человека. И первым имплантом должен стать Рей.
4
– Ну вот, – врач читал цифры на дисплее,
– Примите мое соболезнование, Эро! Вы нам подходите. Собственно, не нам…
Дверь открылась, вошел новый человек. Невысокий, крепкий, длинноватое спокойное лицо. Взгляд исподлобья – неожиданно тяжелый и внимательный. Легко можно было представить себе это лицо гневным и очень трудно – улыбающимся. От человека шла волна упрямой силы. Вряд ли ему часто рисковали перечить. Эро догадался, что это и есть Дрон, и попробовал улыбнуться навстречу гению. Но в ответ получил лишь холодный отчужденный взгляд.
– Кто это? – спросил Дрон, – Степан, почему у тебя посторонние?
– Не посторонние, – возразил врач, – Вполне свои. Это тот парень, о котором говорил Рей.