Рильке:
Только один достигнет его; но все созидающие – прародители этого Одинокого.
Толстой:
[Желаю,] чтобы они все были одно, как ты Отец во мне, и я в тебе, так чтобы и они в нас были одно.
Ин. XVII, 21
*
Только он: я и они от тебя…
Рильке:
Не останется ничего, только он; ибо деревья и горы, тучи и волны служили лишь символами той реальности, которую он обретает в себе. Всё слилось в нём, и все силы, которые раньше разрозненно бились друг с другом, отныне с трепетом подчиняются его воле.
Толстой:
Они были твои и прежде, но по твоей воле я открыл им истину. И они познали тебя. Они поняли, что все, что они имеют, что их жизнь – только от тебя. И что я учил их не от себя, но я и они от тебя изошли.
Ин. XVII, 6—8
*
Взрастить Одного: соединиться в одно
Рильке:
Даже земля под его ногами – и та ему уже не нужна. Он сворачивает её, как молитвенный коврик. Он больше не молится. Он есть. И когда он сделает жест, то создаст, устремив в бесконечность, многие миллионы миров. И в них начнется та же игра: более совершенные существа сначала размножатся, потом замкнутся в себе и, после долгой борьбы, снова
взрастят Одного,
в котором есть всё – творца этого рода вечности, величайшего в космосе, того, кто владеет искусством пластических жестов.
Толстой:
Я в них, а ты во мне, чтобы все
соединились в одно,
и чтобы поняли люди, что они не сами родились, но ты, любя,
послал их в мир так же, как и меня.
Ин. XVII, 23