Глава 1. Критика существующих взглядов и истинная природа алхимии
Около двух лет назад я напечатал небольшую брошюру на тему алхимии, желая изложить идею, которая глубоко меня захватила, а именно, что Философский Камень был всего лишь символом, и что алхимики искали не золото, а мудрость, – при этом я тщательно и добросовестно оставил последнее слово без определения. Брошюра предназначалась для моих друзей и не была опубликована или выставлена на продажу, хотя я был не против ее распространения среди тех любознательных умов, которые могли бы заинтересоваться изложенным мной предположением. Она была замечена в «Вестминстерском обозрении» за октябрь 1856 года, и высказанное там мнение, противоположное моему взгляду, побудило меня укрепить свои суждения дополнительными доводами и цитатами из алхимических трудов.
Когда я печатал брошюру, я прочел лишь немного, около полудюжины, трудов по алхимии, и мои мнения были по необходимости отрицательного свойства. Я не брался тогда, да и не берусь сейчас, утверждать с точностью, чего именно искали алхимики. Однако я был уверен, что они не гнались за золотом или мирскими почестями; и я до сих пор придерживаюсь этого мнения. Я полагал, что их цель была религиозной, в чем я также полностью убедился после дальнейшего изучения алхимических трудов, многие из которых я приобрел после выхода моей брошюры.
Теперь я чувствую себя несколько лучше подготовленным, чтобы выразить мнение об их истинной цели, хотя хочу раз и навсегда заявить, что этот предмет все еще остается для меня объектом исследования. Тем не менее я постараюсь изложить то, что, по моему предположению, они действительно искали, или, по крайней мере, начало работы; однако я не желаю, чтобы меня считали выступающим в защиту того, что я считаю философией этих незаурядных писателей.
Но сперва я должен сказать несколько слов о статье в «Обозрении». В ее заглавии указаны три работы, если мою брошюру можно так назвать. Первая – это работа французского автора Луи Фигье (1854), озаглавленная «Алхимия и алхимики, или Исторический и критический очерк герметической философии».
Второй – труд немца, доктора Германа Коппа (1843-44), озаглавленный «История химии».
Третья – моя брошюра, в которой я высказываю мнение, что Философский Камень – это всего лишь символ, означающий нечто, что нельзя было выразить открыто, не рискуя подвергнуться аутодафе.
Название немецкой работы показывает, что автор, должно быть, рассматривал тему алхимии лишь в ее связи с химией; возможно, как ее предтечу, каковой она в действительности и была. Он рассматривал алхимию с современной точки зрения химии и, вероятно, изучал алхимические труды лишь с целью изложить свое мнение о связи алхимии с современной наукой химией. Следовательно, при работе над таким трудом не приходится ожидать, что секрет алхимиков, если он у них был, станет очевиден, и все, что можно ожидать от доктора Коппа в данном случае, должно быть второстепенным и подчиненным, коль скоро речь идет об алхимии. И все же я покажу, что даже доктор Копп, хотя и писал он преимущественно о химии, а не об алхимии, имел некое мнение, граничащее с истиной в отношении истинной цели последней, хотя и не счел нужным подробно его излагать, поскольку его основной предмет, химия, того не требовал.
Перейдем теперь к М. Фигье, и следует отметить, что рецензент весьма решительно выражает мнение, что французский автор, хотя и расширяет заглавие немецкого автора, тем не менее, почерпнул все свои материалы из трудов основательного немца, сравнивая его с паразитом, живущим за счет жизненной силы последнего.
При таком положении дел, поскольку мы не вправе ожидать от немца трактата по алхимии, тем менее мы можем ожидать подобного трактата во французской работе.
Но это еще не все; автор статьи в «Обозрении» весьма откровенно и честно признает, что при подготовке своей статьи он опирался на француза и немца; так что то, что в оригинале не было даже вином, в статье «Вестминстерского обозрения» разбавлено вдвойне.
Короче говоря, автор статьи ничего не знает об алхимиках из изучения их трудов и заимствует свои мнения у других: у француза, который черпал материалы у немца, а немец рассматривал алхимию лишь попутно, в рамках своего предмета – истории химии.
Больше ничего не нужно говорить, чтобы показать, что ни статья в «Обозрении», ни французская работа не могут предоставить какой-либо удовлетворительной информации по предмету алхимии.
Обращаясь теперь более предметно к работе М. Фигье, которая передо мной, я замечаю, что все его цитаты из алхимических трудов, иллюстрирующие предполагаемую экстравагантность и абсурдность их авторов, прямо приписываются доктору Коппу в следующих примечательных словах: «Maintenant, ajoute M. Kopp, à qui nous empruntons les citations precedents, si l’on entend par monde le microcosm que l’homme représente, l’interpretation sera facile.»*
*«Теперь, – добавляет г-н Копп, у которого мы заимствуем предыдущие цитаты, – если под миром понимать микрокосм, который представляет собой человек, толкование будет легким».
Как мог французский автор упустить из виду ясное значение этого примечательного отрывка, в котором доктор Копп прямо говорит, что, рассматривая мир как микрокосм, который представляет собой человек, было бы легко истолковать писания алхимиков, или, по крайней мере, цитаты, приведенные им самим для демонстрации их мнений или образа действий? Но французский автор не обращает внимания на это признание немца, столь делающее честь его проницательности, а сразу же переходит к характеристике алхимиков как виновных в «прискорбных заблуждениях, плоде бредового воображения, расстройств, которые превосходят всякую возможность анализа».
Английский рецензент также упускает из виду многозначительный намек немца и, бросаясь в объятия француза, цитирует из третьих рук ряд отрывков, вырванных из надлежащего контекста, с целью выставить на посмешище абсурдность искателей философского камня, будучи абсолютно слеп к их истинной цели.
Оставив, таким образом, французского автора и рецензента питаться фрагментами, которые они избрали для рассмотрения, я воспользуюсь цитатой доктора Коппа и постараюсь подтвердить точность его намека и показать, что алхимики во всех своих писаниях имели в виду Человека, рассматривая его как микрокосм, или миниатюру великого мира; или, как они любят цитировать, как Образ Божий, на языке Моисея.
Мое предположение заключается в том, что предметом алхимии был Человек; а целью – совершенствование Человека, которое, как полагали, сосредоточено в определенном единстве с Божественной природой.
Все алхимики, насколько я изучил их труды, могли бы поместить во главу угла своих работ ряд самых поучительных отрывков из Писания, как указывающих на их учения и цели; среди них следующие, которые я приведу полностью, чтобы избавить от труда обращения к источникам, и скопирую их с некоторым общим учетом порядка «Великого Делания», как алхимики называют свое Искусство.