Его собственное эхо – «Нет, нет, нет» – преследовало его, превратившись в насмешку. Оно звучало уже не как отрицание, а как приговор, вынесенный ему самим собой. Артур сжал голову руками, пытаясь заглушить звук, но он шёл изнутри, из самой глубины его существа, которое теперь знало то, что знать не должно было никогда.
Он плакал. Слезы, горячие и солёные, оставляли чистые полосы на его испачканном пеплом лице. Они были последней связью с тем миром, последним проявлением чего-то человеческого, что ещё теплилось в этом месте абсолютной безнадёжности. Он рыдал, содрогаясь всем телом, и его рыдания были такими же одинокими и бессмысленными, как и его крик.
Он не знал, сколько прошло времени. Минута? Час? Вечность? В этом месте время утратило свой линейный ход. Оно застыло, как смола, тянулось и сжималось, подчиняясь какой-то иной, непостижимой логике.
Когда слёзы иссякли, осталась лишь пустота. Та же пустота, что и вокруг, но теперь поселившаяся внутри него. Он сидел на корточках, уставившись в трещину в камне, из которой сочился тот самый ядовитый, жёлтый свет. Он смотрел на него, не видя, полностью поглощённый осознанием своего конца. Не конца жизни, а конца всего. Навсегда.
Именно в этот момент капитуляции, когда он уже почти перестал быть Артуром, а стал просто сгустком боли и отчаяния, его взгляд, блуждающий по бесплодному горизонту, наткнулся на нечто. Нечто, что не было камнем, туманом или мёртвым деревом.
Вдалеке, на небольшом холме, сложенном из обломков чёрного базальта, сидел кто-то.
Сердце Артура совершило один-единственный, судорожный прыжок в груди, замерло, а затем заколотилось с такой бешеной силой, что стало больно. Кто-то. Другой. Живой? Душа?
На мгновение ослепительная, безумная надежда вспыхнула в нём, сжигая пустоту. Он не один! Значит, есть шанс! Значит, можно говорить, искать выход вместе, делиться ужасом, и от этого ужас должен стать меньше. Всё его существо, всё его отчаяние ухватилось за эту соломинку.