Я не говорю о питании лотосами, видениях наяву, сосредоточении на пупке как идеале. Бодхисаттва – самый отчаянный труженик, он постоянно отвечает на объективные потребности, возникающие в той или иной ситуации, но в то же самое время он (или она) действует внутри более обширной мандалы эстетической ценности. Дело даже не в том, что сфера, внутри которой Бодхисаттва действует – это сфера «практической деятельности», которая существует отдельно от большой мандалы. Большая мандала проникает в эту ограниченную сферу, и практические действия становятся выражением ценностей большей мандалы в определенном контексте и на благо определенных людей.
По сути, Бодхисаттва прокладывает курс между двумя неудовлетворительными крайностями – и выходит за их пределы. С одной стороны, мы можем быть настолько погружены в практическую деятельность, что отождествляем себя с ней и соответственно утомляемся и впадаем в беспокойство, утрачивая видение далеких горизонтов эстетической ценности. С другой стороны, мы можем потеряться в слишком пространном – и едва ли в положительном смысле – состоянии ума, в котором мы не можем ничего совершить. Идеал – срединный путь. Нам нужно поддерживать круг практических занятий – к которым мы не привязаны, которые не беспокоят нас, которые не заставляют нас утомляться – внутри гораздо более обширного круга великой мандалы. Тогда мы сможем наслаждаться своей работой, потому что она проникнута этим ощущением и осознанием ценности. Такого равновесия непросто достичь. Все время мы склоняемся то к одной, то к другой крайности, так что нам нужно будет постоянно поправлять свой курс, чтобы следовать срединному пути.