Ограниченность современных подходов к суфизму
Эта проблема во многом обусловлена сильной тенденцией нашего времени относить всех людей, вещи, идеи к категориям по специальностям. Категории – это может быть очень неплохо (кто мог бы без них обойтись?), но, когда при изучении какого-то предмета имеется лишь ограниченный набор ярлыков, может получиться так же, как в случае, рассказанном Генри Фордом: «Можете получить автомобиль любого цвета, при условии, что он черный». Эта проблема, которую сам исследователь, возможно, даже не осознает, – ограниченность его представлений несколькими категориями – сопоставима с проблемой суфия, пытающегося передавать свои идеи далеко не в идеальных условиях.
Вот наглядный пример, взятый из недавнего случая. Я привожу его, потому что он, конечно не в форме искусственной системы, а как бы между прочим, расскажет нам кое-что о суфийских идеях.
В одной из последних книг33 я упомянул, среди многого другого, что суфийские идеи и даже сами тексты были заимствованы многими теориями, организациями и учениями или положены в их основу. Среди них – такие разные, как теории, организации и идеи рыцарства, св. Иоанна Крестителя34, св. Терезы из Авилы35, Роджера Бэкона36, Гебера, отца западной алхимии, прозванного суфием37, Раймунда Луллия с Майорки38, гуру Нанака, основателя сикхизма39, сборника GESTA ROMANORUM40, а также индийских ведических учений41. Кроме того, в западную литературу по магии и оккультизму42 проникли некоторые выродившиеся психологические методики, так же как и подлинные психологические идеи и приемы, иногда считающиеся недавними открытиями43.
Эта книга вызвала у обозревателей и прочей публики очень примечательные и разнообразные реакции44. Некоторые были в восхищении, правда не всегда достаточно обоснованном, но я говорю о других. Что я фактически сделал – это собрал результаты многолетних научных исследований, проведенных другими людьми, часто похороненных в монографиях или книгах, к которым редко кто обращается; все авторы – весьма уважаемые востоковеды и специалисты в тех или иных областях. Я также включил сюда «живой» материал из суфийских источников. Но, хотя цитируемый материал был лишь частью отобранного из всего доступного материала, он оказался, как говорится, «не по зубам» некоторым читателям. Однако же многим из них следовало бы гораздо лучше меня знать то, что было уже проделано именно в их областях. Один известный специалист нелестно отозвался обо мне, не говоря уже о тех, которые раскритиковали то, что они, по их представлению, нашли в моей книге!
Вскоре после этого, в беседе с одним «специалистом», я упомянул, что в своем исследовании я не только опирался на такие авторитеты, как профессор Асин, Ландау, Рибера, Тара, Чанд, Гильом и других так же безупречно честных ученых, но и в своем собственном тексте часто упоминал их имена и работы; и что в других случаях цитировал книги таких старых авторов, как Луллий, Бэкон, Гебер и другие, все они упоминали имена суфиев, суфийские книги и сам суфизм. Вместо того, чтобы согласиться со мной, что специалистам следовало бы лучше знать свое дело, он повторил имя моего главного критика. «Твоя взяла, дружище, – сказал он, откинувшись на спинку кресла и весело посмеиваясь. – Теперь выбирай, чего ты хочешь: только дискредитировать его или занять его место?». Моей «ошибкой» в том, что касалось подачи предмета изложения, было просто то, что вместо того, чтобы учитывать авторитеты и шаг за шагом воздвигать неопровержимые «доказательства», я самонадеянно предположил, что книгу внимательно прочитают и что факты будут говорить сами за себя.
Мой друг автоматически заключил, что у меня был замысел сместить с должности кого-то власть имущего. Мой оригинальный критик ополчился на меня, исходя из предположения, в такой же мере ошибочного: что мне, значит, не хватило качественного материала, поскольку я недостаточно успешно втолковал его читателям.
Что, пожалуй, вызывает еще большее удивление, когда мы рассматриваем проблемы, возникающие при изучении суфийских идей, так это то, как их трактуют люди, которые, даже если и не являются специалистами в самой этой области, могли бы по крайней мере ознакомиться с имеющимися научными источниками. Так, возьмем пример достаточно обычной для Запада тенденции: некий профессор пишет книгу о восточных философах45, в которой из почти ста тысяч слов только около трехсот (одна страница из более чем трехсот) имеют отношение к суфиям. И это несмотря на то, что тот же автор опубликовал работу о философах Запада46; а между тем как западные, так и восточные мыслители испытали влияние суфийских источников. Об этом влиянии никогда не упоминается. Грозный английский философ Бертран Рассел тоже, оказывается, написал огромную книгу «МУДРОСТЬ ЗАПАДА»47, в которой упоминаются имена западных мыслителей, связь которых с суфийской мудростью совершенно очевидна, но в ней не найти упоминания о суфиях или суфизме.
Можно сказать, что обе эти книги представляют собой популяризации, рассчитанные на обычного читателя, но ведь на них стоят имена ученых, а информация в них дается не вся. Обычные читатели или невостоковеды, которые обращаются к этим книгам, вряд ли увидят, что выпущено.