Существующие представления о суфизме
Предположим, что какой-то любитель научных занятий, услышавший о суфизме, не имеет никакого представления о суфийских идеях. У него есть три возможных источника данных. Первым были бы справочники и работы, написанные людьми, сделавшими этот предмет своей специальностью. Вторыми могли бы быть организации, претендующие на то, что они обучают суфизму, или применяют его на практике, или пользуются его терминологией. Третьим источником могли бы быть отдельные люди и, может быть, группы людей, считающиеся, по общему мнению, суфиями, притом вовсе не обязательно жители стран Среднего Востока. Его, возможно, еще не убедили, что суфизм нужно считать «мусульманским мистицизмом» или «культом дервишей».
Что узнает этот человек и каковы его проблемы?
Первое, что он мог бы открыть для себя, это то, что само слово «суфизм» якобы возникло совсем недавно, это немецкий неологизм 1821 года14.
Маловероятно, чтобы хоть один суфий, не знакомый с западными языками, мог бы сразу принять это слово. Вместо слова «суфизм» нашему любителю-ученому придется иметь дело с таким термином, как «кадири», происходящим от имени основателя (умершего в 1166 году) устава одного ордена. Или он может встретить упоминания о «людях Истины», «мастерах» или, возможно, «ближних». Еще возможен вариант – арабская фраза Мутасавиф: «тот, кто стремится быть суфием». Есть организации, называемые «Строители», «Заслуживающие порицания», уставом и иногда даже второстепенной символикой они очень напоминают западные культы и общества, подобные франкмасонскому15.
На слух современного европейца эти названия могут казаться странными и не всегда уместными. Один этот факт – настоящая психологическая проблема, хотя и не всегда очевидная.
Поскольку общепринятого названия для суфизма нет, наш исследователь может обратиться к самому слову суфий и обнаружить, что оно неожиданно для него вошло в употребление около тысячи лет назад16, как на Ближнем Востоке, так и в Западной Европе17. И еще, оно употребляется для обозначения наиболее успешного результата воздействия определенных идей и форм их применения на практике, отнюдь не ограниченных идеями, которые люди традиционно называют «религиозными». Он найдет массу определений этого слова, но теперь его трудность приобрела противоположный характер: вместо того, чтобы иметь дело с простым определением – ярлыком не очень большой древности, он получает столько описаний слова суфий, что, пожалуй, было бы лучше, если бы их и вовсе не было.
По мнению некоторых авторов, а их большинство, слово суфий восходит к арабскому слову, произносимому как суф, что буквально означает «шерсть»: подразумевается материал, из которого делались простые одежды первых мусульманских мистиков18. Эту одежду, утверждается далее, делали из шерсти в подражание одежде христианских отшельников, которых было немало в египетской и сирийской пустыне и других местах Ближнего и Среднего Востока.
Но такое объяснение, каким бы правдоподобным оно ни казалось, не решает нашей проблемы в отношении названия, не говоря уже об идеях суфизма. Не менее авторитетные лексикографы, однако, утверждают, что «шерсть – это одеяние животных»19. Они особенно подчеркивают то, что цель суфиев – совершенствование или, вернее, завершение психического состава человека, а не уподобление стаду; и что суфии, всегда глубоко понимавшие значение символики, никогда бы не взяли себе такое название. Кроме того, имеется такое щекотливое обстоятельство, как то, что Сподвижники Скамьи20, Ашаб ас-Сафа, традиционно считаются суфиями времен Мухаммеда (который умер в 832 году н. э.). Передают, что в 623 году они образовали эзотерическую группу и что их название является производным от фразы Ашаб ас-Сафа. Хотя некоторые грамматики21 указывали на то, что происхождение от слова «шерсть» этимологически более достоверно – и более вероятно, чем, скажем, от слова сафва («благочестие») или даже сафф (сокращенный вариант фразы «высший ранг достойных»). Другие же оспаривали такие мнения на том основании, что для прозвищ правила орфографии не обязательны.
Как мы скоро увидим, название имеет большое значение, являясь введением к идеям. Пока же давайте посмотрим, какие ассоциации связаны с этим названием. Суфии утверждают, что определенный вид умственной и другой деятельности в специальных условиях и при наличии особых усилий может дать то, что называется работой ума на более высоком уровне, завершающейся результатом особых восприятий, органы которых у обычного человека находятся в пассивном состоянии. Следовательно, суфизм, таким образом, есть выход за пределы обычных психофизиологических ограничений22. Не удивительно поэтому, что некоторые связывали слово суфий с греческим словом, означающим «божественная мудрость» (София), а также с древнееврейским каббалистическим термином Айн Соф («Абсолютно Бесконечное»). Проблем у нашего исследователя на этом этапе не уменьшилось бы, узнай он, что специалисты в области древнееврейского языка – и это подтверждается авторитетом Еврейской энциклопедии – считают, что каббала и хасиды, еврейские мистики, зародились в суфизме или в сходной с ним традиции23. Не приободрился бы он, и узнав, что, хотя сами суфии утверждают, что их знание существует тысячелетия, они отрицают, что оно производное, подтверждая, что оно равнозначно Герметическому, Пифагорейскому и Платоническому направлениям24.
Наш еще неопытный любитель-исследователь, вероятно, уже совсем запутался, но все же получил некоторое представление о проблемах, возникающих при изучении суфийских идей, хотя бы только потому, что сам может быть свидетелем бесплодных споров схоластов25. Возможный для него выход – согласиться с мнением специалиста, такого, например, как профессор Р. А. Николсон, или попытаться получить ответ у суфия.
Николсон говорит:
«Некоторые европейские ученые отождествляли его со словом «софос» в значении «теософ»2627. Но Нельдеке… убедительно показал, что это название произошло от суф (шерсть) и первоначально применялось по отношению к тем мусульманским аскетам, которые в подражание христианским пустынникам носили грубые шерстяные одежды как свидетельство покаяния и отречения от мирской суеты»28.
Это характерное, если не рискованное, мнение было опубликовано в 1914 году. Четырьмя годами раньше Николсон предложил свой перевод книги РАСКРЫТИЕ СКРЫТОГО (одиннадцатый век); это самая ранняя из имеющихся персидская трактовка суфизма и один из самых авторитетных суфийских текстов. На страницах этой книги ее автор, почитаемый Худжвири, определенно утверждает – и профессор прилежно переводит его слова, но оставляет их без внимания, – что суфий не имеет этимологии29.
Николсон не проявляет интереса к этому утверждению, а, если бы поразмыслил о нем, он мог бы прийти к одной важной идее, содержащейся в суфизме. Для него само собой разумеется, что слово должно иметь этимологию. Безотчетно полагая, что «отсутствие этимологии» – абсурд, он больше не возвращается к этой идее и, нисколько не обескураженный, продолжает искать какое-нибудь этимологическое производное. Подобно Нельдеке и многим другим, такой ученый предпочтет слово «шерсть» кажущейся парадоксальной идее «отсутствия этимологии».
В этом, несомненно, причина того, почему в своей последней книге о суфизме ученый – доминиканец, отец Киприан Райс (поклонник и ученик Николсона), через полвека после опубликования английского перевода текста Худжвири (перевод которого он расхваливает) говорит:
«…из-за их обыкновения носить одежды из грубой шерсти (суф) (они) стали известны как суфии»30.
Но знакомство с суфиями, не говоря уже о хотя бы самом небольшом знакомстве с их практикой и устными преданиями, могло бы разрешить любое кажущееся противоречие между существованием слова и тем, что у него при этом нет этимологического источника. Разгадка в том, что суфии считают: звуки, передаваемые буквами: С, У, Ф (в арабском языке знаки, означающие соад, уао, фа), именно в этой последовательности имеют важное значение, воздействуя на умственные процессы мышления человека.
Следовательно, суфии – это «люди СССУУУФФФа».
Покончив с этой головоломкой (которая, между прочим, иллюстрирует трудности, связанные с серьезным подходом к суфийским идеям, для того, кто однобоко мыслит), мы сразу видим, что на ее месте возникает новая и специфичная проблема. Современный мыслящий человек, вероятно, заинтересуется этим объяснением – идеей, что звук оказывает влияние на мозг, – только в им самим поставленных себе пределах. Он может принять эту идею как теоретическую возможность настолько, насколько она предлагается ему в терминах, считающихся допустимыми в данное время31.
Если мы скажем: «Звуки воздействуют на человека, создавая ему возможность, при прочих равных условиях, испытать переживания, выходящие за пределы обычных», современный человек, возможно, будет упорно настаивать на том, что «это – чистый оккультизм, примитивная чепуха того же порядка, что Ом-Мани-Падме-Хум, Абракадабра32 и т. п.». Но (опираясь даже не на объективность, а просто на современную фазу принятого мышления) мы можем ему на это возразить: «Человеческий мозг, как вы, несомненно, знаете, можно уподобить электронно-счетной машине. Он реагирует на зрительные, звуковые, осязательные и т. п. воздействия, или вибрации, каким-то предопределенным или запрограммированным образом. Некоторые полагают, что звуки, приблизительно представленные знаками С, У, Ф, относятся к тем, на которые запрограммирована или может быть запрограммирована реакция мозга». Такое убогое и упрощенное объяснение современный человек сможет вполне усвоить своим шаблонным мышлением.
Эта позиция нашего оппонента, эта специфическая проблема, имеющаяся в изучении суфийских идей здесь, на Западе, состоит в том, что многие из стремящихся изучать их на самом деле не хотят, из-за психологических барьеров, усвоить некоторые воззрения суфиев в отношении суфизма. Такое положение, как мне показывает большой личный опыт, встречается гораздо чаще, чем можно предположить на основании одного этого примера.
Проблема для обеих сторон нисколько не облегчается привычной склонностью собеседника попытаться покончить с суфийскими идеями, полностью отвергнув их. Обычно ответ бывает примерно таким: «Думать так, как вы предлагаете, – значит разрушить удобные мне способы мышления». Думая так, этот человек очень заблуждается; с точки зрения суфия, он – человек, действительно недооценивающий собственные возможности. Другая реакция – когда человек пытается рационально объяснить или истолковать предлагаемые ему идеи в терминах какой-нибудь системы (антропологической, социологической, софистической, психологической), которая ему больше нравится. В нашем примере это субъективное состояние, возможно, выразилось бы в таком заявлении: «А, да, эту теорию о влиянии звука на мозг намеренно создали для того, чтобы придать больше эзотеричности довольно земному происхождению от слова «шерсть»».
Но такого рода мышление в конечном счете не получит распространения, ибо суфийские идеи, которые находят отнюдь не только у примитивных племен или погребенными в книгах, написанных на мертвых языках, в разной степени являются частью образования и научных занятий более пятидесяти миллионов людей, живущих ныне, – людей, тем или иным образом связанных с суфизмом.