Кэт потрогала лепесток белоснежного цветка, и на нем остался след ее пальца. Боль, которую она причинила цветку своим прикосновением вызвала последствие медленной смерти. Этот цветок уже никогда не будет прежним, ведь каждое прикосновение заставляло его медленно умирать, и перед неизбежной смертью являть последнюю любовь. Цветок благоухал сильнее прежнего, кружа голову.
Вот также умирают от любви, думала Кэт, потому что когда испытываешь настоящую любовь, падаешь в обморок вечности, и уже не можешь вернуться в свое тело, в прежнее состояние. Медленно гибнешь словно изнеженный цветок, являя всю свою красоту напоследок.
– Не хочешь заглянуть ко мне на чай? – спросила Майя.
Кэт заморгала, будто перед ней была галлюцинация. Невозможно, что все это повторяется вновь, будто Кто-то Свыше хочет, чтобы они были вместе.
– Да, – ответила Кэт.
– Пойдем.
И вот снова они в том доме, который стал таким родным. И знакомая лестница, и странная дверь…
– Я переселяюсь, – сказала Майя, когда они вошли в квартиру.
Теперь квартиру заполняли коробки и сумки, среди которых так и стоял диван с мягким пледом и небольшими подушечками. На окнах уже не было тех штор с пляшущими людьми, но стойкий запах благовоний все еще ощущался. На столе стояла пустая ваза и Майя, взяв букет жасмина из рук у Кэт, ушла с вазой на кухню.
– Ты не голодна? – крикнула она оттуда.
– Нет.
Майя вернулась из кухни с подносом на котором стояла ваза с жасмином и чайник с заваренными травами, рядом две синие кружки. Приглушенный свет падал на ее лицо, делая его загадочным. Кэт почувствовала себя потеряно.
– Это твоя подруга была в окне? – спросила Майя.
– Да, она парикмахерша.
Майя опустила глаза, и Кэт показалось, что она хочет, что-то важное ей сказать, но не решается.
– Тебе трудно принимать себя, Кэт? – спросила она тихо, отпив чая.
– Наверное, – она пила чай большими глотками, будто хотела подавить в себе нечто, что начинало брать над ней верх. Обжигая губы, выпила почти всю кружку. Майя видела ее напряженность и подвинулась ближе.