да только помрет этот
недруг или заболеет тяжко. Все то, где жизнь со смертью пересечение
делает, очень большую силу имеет. Иная вдова, когда муж умирает, в гроб
его ложит вещь свою, словно преданность свою доказать хочет, да только
это, по нашему разумению, почти тем же будет, что и руки на себя наложить.
Смерть это означает скорую для вдовы ентой… А коли не торопишься в
царство иное, то помни — не ложи к покойнику ничего своего, а только его
вещи дорогие и при жизни ему значимые. Не ложи к покойному и ничего
чужого, если только умысла не держишь извести владельца вещи этой. А пуще
всего следи за тем, чтоб детское что-нибудь не попало в могилку: дети
особенно слабые будут при пересечениях жизни и смертного часа.
Следователь: — Гуманист, я погляжу! О дитях заговорил…
Стоменов: — Чего ерничаешь, Борислав, аль обидел чем? Говорю, потому как
надобность имею, и ничего другого не преследую. Ты все за девку эту
переживаешь? Да остынь, уймись, тебе какое дело до нее будет. Убил — ну и
убил, нужда мне в этом была — а ты, гляди-ка! Никак к мучителям людским
приписать меня удумал? Так напрасно это, потому как никаких удовольствиев
от убиения я не получаю. Тебе велено меня слушать — вот и слушай, словечки
свои мудреные попридержи… Коли умный, так и сам опосля поймешь, мен
слухая, почто я девку жизни лишил, а коли нет — другие узнают, невелика
беда.
Никола так учил нас: если говорить хочешь, то говори, а заботы о том,
поймет тебя слухатель твой или не поймет, в голове не держи. И мне,
Борислав, от разумения твоего сытости не прибавится…
—————————————————————————
Кристо Ракшиев (дневниковые записи)…
Я всегда помню больше того, чем следовало бы обычному человеку. Многие
вещи — события, поступки, произнесенные слова, картины прошлого — мне
хочется забыть, похоронить их навсегда в недрах своего серого вещества…
Но нет, память, моя треклятая услужливая память — она с невероятным
упрямством цепляется за тысячи ничего не значащих для меня лиц, за десятки
тысяч страниц исписанных бумаг, из которых добрую половину я помню —
помню, черт подери! — вплоть до каждой запятой… Я зритель, который
просиживает задницу в кинотеатре своего бесконечного прошлого, я прожил
большую половину своей жизни в этом затхлом кинозале, в полном
одиночестве…
Сегодня я сел за свой облезлый письменный стол — и получился девятый день
допроса. Словно кто-то толкнул меня под руку, ткнул носом в стопку писчей
бумаги… Я ничего не делал, я только сидел и записывал то, что я слышу.
Второй раз я в полной мере пережил то неуловимое беспокойство, которое
испытывал тогда, в кабинете следствия… Нет, в начале было только
беспокойство — и ничего другого. Страх пришел позже, тогда, когда я увидел
своими глазами то, что случилось со Стефаном… Бледный, как мел, он
мочился прямо в углу палаты, сидя на корточках и озираясь пустыми
невидящими глазами… С уголков его губ стекала слюна, и это было
последнее, что я увидел в его лице. Санитар ударил его резиновой дубинкой
по шее — он рухнул на пол и, наверное, разбил себе лицо… Дверь
захлопнулась. Занавес…
Неужели я так плохо разбираюсь в людях? Стефан — почему он? Борислав мне
казался послабее, с червоточиной — но время идет, я иногда вижу его в
столовой, он не изменил своим вкусам и привычкам, на его столе всегда
яичница и стакан томатного сока…
Девятый день допроса… Второй день… Одиннадцатый… Четвертый… Пишу
рывками, кусками — как идет. Но в одном я уверен точно — каждая буква моих
стенограмм звучала в том кабинете из уст следователей и ЕГО уст…
Меня разрывают в клочья мои воспоминания. Меня разрывают на части те
противоречивые чувства, которые я выношу из них, которые я переживаю вновь
и вновь… Он бог мой, которого я слушаю вечность. Нет! Он неодолима
слизь, болото, паук, в сети которого я попался… Он пьет мою кровь — а
улыбаюсь и смотрю в его глаза… Да, да, я молюсь на него — и я его
ненавижу…
Когда-то мы его убьем. Но не сейчас, не скоро еще, и это очень хорошо.
Пускай он поживет подольше…
Пишу, пишу, пишу…
—————————————————————————
Шестой день допроса:
Стоменов: — …Ты с нами? Ты наш? Ты знаешь те истины, которыми ведаем
мы!?.. Нет? Чего же ты хочешь тогда?.. Отомстить? Убить? Превратить своих
врагов в больных и немощных людей? Уничтожить все то, что для тебя есть
Помеха, но не соприкасаясь с нашей силой, нашей верой, нашими знаниями?..
Так