расстрелять тебя в ближайшие дни за преднамеренное убийство с
отягчающими обстоятельствами? А?
Стоменов: — Так нет у тебя такой бумаги, Сергей Дмитрич, и не будет
никогда.
Следователь (задумчиво): — Верно говоришь, такой бумаги нету… Но ведь
прийти может…
Стоменов: — Не придет, Дмитрич, как я это знаю, так и тебе это известным
будет… А потому меня не испытывай понапрасну, потому как сердце у мен
крепкое да уверенное, а хранитель всегда или рядом, или придет по моему
желанию. Судьбы будущные я многих знаю наперед, а уж свою и подавно, да в
превеликих точностях. Только семя третьеколенное Кривошеевское или другое
чье редкое, случайное, которое на пути к Магии Силы Смертной находится,
сгинуть может, потому как не удержит, не сдюжит. Но если удержит и Магом
станет — только своею собственной смертью умрет — и никакой другой…
—————————————————————————
Восемнадцатый день допроса…
Стоменов: — С вами, такими учеными, да начитанными больно — ой как не
просто разговор весть. Говорю я тебе, Сергей Дмитрич, многое, а сам чую —
если б ты вовсе не понимал, о чем толкую я, то и ладно, да вот только ты
на свой манер все разумеваешь. Разъяснять мне скушно, да и горя не будет,
если ты так и не уразумеешь ничего… Мы, Кривошеевского рода, не
спорщиками будем, как многий люд ученый, а умельцами — хошь узнать если,
то я поведаю, а твое своим сменять надобности не имею.
Ты вот со мной чего речи уважительные ведешь, а? Знаю, Сергей Дмитрич,
знаю… В секретах предполагаемых нужду имеешь великую. Про шапку
-невидимку говорил я? Говорил. Как хвори многие одолеть — говорил?
Говорил. Как Силу Великую обрести — сказывал? Сказывал… Но только
многое уже сказал, а тебе все мнится — что вот-вот, еще чуточку — и я,
глядишь, какой- никакой, а секрет тебе перескажу. Но говорю — многое
поведано, да малое принято.
Нешто мне Никола, ты думаешь, сказывал, как до деревни своей добраться,
когда в лес меня отвел, ослепил на время да и покинул? Как от звер
отбиться, как ориентир сообразить, как с голоду и жажды не помереть?
Ничего из того не было сказано, а только бросил он меня в лесу — а я ему
благодарен остался, потому как выжил и науку великую поимел… Ишь, как у
людев все просто выходит: ты сказывай, а я исполню в точности. А ты пойди,
как в сказке, туда — не знаю куда, да еще найди кое-что — тогда или Магом
сделаешься, или разум утеряешь, или сгинешь вовсе… (следователь
барабанит пальцами по столу). Есть карты одни для гаданиев — так вот, там
первая карточка будет Маг, а последняя — дурак (имеются в виду карты
ТАРОТ. — Примечание автора)…
Ты, Сергей Дмитрич, не серчай, я тебе не для того это говорю, чтоб обиду
тебе сделать, а лишь потому, чтоб слово мое проком тебе было, а не
обузой…
Когда удерж я познавал голодом, сна лишение надобное, слово вслух не
проговаривал да сдюживал тяги плотские — нет, не о том я думу имел, что,
мол, удержусь да и стану Магом великим. Если ты за мыслею этой вслед
пойдешь, то, конечно, сдержаться можешь, да только проку от этого будет
негусто. Роду же Кривошеевскому да Никитовскому наказано было — удерж
познавая, Силу в этом найти сумейте… Найдешь — не найдешь, дело
хозяйское, бранить никто не станет, да только старайся все же найти ее.
Коли не вышло, сорвался — всегда повтор можно сделать, да вот только хуже
будет, если удерж имел, но Силу там не обнаружил. От того и выходит —
чуешь, Сергей Дмитрич — что удерж чаще всего есть цель, а важность вся —
перетерпеть и не более, но для нас до конца дойти не главное будет, а
главное — найти пользу великую в процессе ентом. А посему и получается —
мается баба весом грузным и голод несет справно, потому как шепнули ей на
ушко, дескать — поголодаешь, так и похудеешь враз. Только баба эта дни
свои удерживает, а сама — как грузной была, так и есть… Вот я и ведаю —
если денькам счет ведешь, ждешь только, когда удерж твой закончится, то и
Магом не сделаешься.
Следователь: — И впрямь, как в сказке про 'Поди туда…'
Стоменов: — Когда мне девять лет было, или около того, игрались мы во
дворе в полдень, а тут мамка моя приносит нам пирогов печеных с капустою.
Каждому из ребят по пирогу вышло. Разобрали мы их, а они горячие больно,
руки еще жгут… Пока я свой остужал, один из старших свой проглотил — да
и хвать мой из рук — и бежать… Я, помню, заревел и за ним погнался, а
навстречу мне Никола подвернулся с волком своим. Волк подле него семенит,
пасть щерит, но глаз у него