переводчика: Мне пришлось дерзко вторгнуться в пространство
этой книги. Автор был поставлен в известность и дал добро на прямую
ссылку. София, видимо, не очень интересуется известными преступлениями в
России. Такой лекарь действительно существовал, это был известный детский
хирург, доктор медицинских наук Алексей Сударушкин, казненный в 1981 году
за половое надругательство и убийство детей…
—————————————————————————
Двенадцатый день допроса, 6 августа 1978 года…
Стоменов: — Самым занятным, Сергей Дмитрич, то будет, что Магом Силы
Смертной чаще всего люди сами по себе становятся. Я этим не то имею в
виду, что Магов этих рыщет по планете неисчислимые тысячи, нет, нас мало,
может, пятьдесят будет на землях всех, а может, и того меньше… А то
имею, что науку эту преподаем мы исключительно редко. Вот я один разик
попробовал, да только не вышло у меня, Никола одному науку полную дал, да
еще одна, Никитовская Дарья, мужика одного в разумение привела великое…
А так — семя Кривошеевское по миру ход имеет, вот иногда к третьему колену
плод ладный и делается. Никакой науки от нас он не ведает, а просто жизн
его так укладывается, что приходит он к нам вольно или невольно. С ним,
пока он еще хранителей не ведает, все равно они незримо рядом будут, от
смерти его сохраняют и от калекства — но ни от чего более. Муки у него
будут душевные и физические — пускай, трудности всякие и удерж разный —
хорошо, потому как через это он к нам и прийти сможет. Мы этого нарочно не
делаем, а так — само как-то все устраивается, как надо… Если не сдюжил
такой из роду нашего, руки на себя наложить вздумал — то хранитель его
никогда не остановит, потому как: чему быть — тому и быть. Был и другой
еще, Кириллом звали, семя земель Алтайских — да только не сдюжил он на
году двадцать четвертом, ума лишился напрочь, как первый ваш докучник,
который со мной калякал…
Следователь: — Суровые вы люди будете…
Стоменов: — Это если по-людски, по-обычному кумекать, то может, и
суровость есть, да только по нашим понятиям нету здеся никакого, о котором
толкуете вы так много. Природности нашей земной — хоть Кирилл ентот в дом
душевный попал, хоть муха на взгорке бзднула — никаких трагедиев не будет.
Думаешь, слезу кто-то по нему пустил? Пустое все это… Родители его — те,
конечно, убивались шибко, а нашему роду Кривошеевскому да Никитовскому —
прок один, и ничего иного, потому как род крепок быть должон и слабости
внутренней в себе не иметь…
Следователь (перебивая): — Стоп! Стоп! Секундочку, Андрей Николаевич! Это
что выходит — если я ребенку своему кровь дал, чтобы его жизнь спасти, —
что, род свой ослабил?..
Стоменов: — Ты, Дмитрич, холм с горой не путай… Какой у вас род-то?
Потеха одна… Семью царскую или больно знатную уразумей — нешто род силен
их, если семя они друг дружке дают в строгости? Мы знание друг дружке
передаем и Силу великую, а они? Богатства свои да чинства с лаврами —
разве сильным этот род будет? Уважать его будут людишки мелкие — это да,
да дохторов знатных нанять можно, чтоб пеклись о хворях их
многочисленных… Вот и вся сила их худая…
У меня, Дмитрич, да и у каждого из Никитовских и Кривошеевских по девять
хранителей будет у каждого. Мои Андрюши заботу имеют, чтобы со мной смерти
случайной не вышло или еще какой оказии. Но даже случись так, что не
смогут хранители тебе подмогу оказать, — неужто ты думу имеешь, что кто-то
из рода нашего подсоблять мне будет? Никогда этого не случится, потому как
все необходимое дано тебе родом твоим и боле никто о тебе персонально не
печется. Сгинул ты — никто не обрадуется, но и никто не закручинится, а
выжить смог в минуту тяжкую, сдюжил — так ведь и тогда никто открытку
проздравительную не шлет и поклон уважительный не бьет… Мы целое единое
есть — и в то же время каждый сам по отдельности будет, так заповедовано,
так наказано, таковы Законы наши… Ты только не подумай, что я могу вот
так запросто людьми лихими в переулке убитым быть, иль, положим, под
машину грузовую попасть насмерть… Это я так, для слова красного сказал,
чтоб ты, Сергей Дмитрич, меня уразумел лучше, но только не бывать такому в
жизни нашей. Сами мы в царство мертвое уход делаем, когда время нужное
настает, — и никому другому вместо нашего не сделать смерть семю
Кривошеевскому…
Следователь (прищурившись): — А что, Андрей Николаевич, скажешь ты мне,
если сообщу я, что бумага одна на тебя из Москвы прислана, где приказ
имеется