Стефану, а то худо ему. Слаб ты, ой слаб, милок, ни на что не
годен, зря я только воду в ступе толок. Ну, лучше? Лучше? Остынь! Все,
хватит на сегодня, будя!
—————————————————————————
Кристо Ракшиев (дневники):
В столовой подсел к Фрейду. Фрейд — прозвище одного из наших психиатров,
он научный сотрудник, специализируется, в основном на психодиагностике.
Фрейд апатично ковыряет салат, на столе стоит начатая бутылка пива. Им
можно, в отличие от нас…
— Чего там старый пердун? — столь же апатично, без интереса спрашивает он
у меня. Стоменова все почему-то называли исключительно так. Я пожимаю
плечами…
— Одно да потому — Никола велел, Никола сказал, Никола научил. То три дн
не жрет ничего, то до бабы сорок дней не притрагивается…
— Ясно, — скучает Фрейд.
— А что ясно-то?
— Старо как мир… Во многих оккультных школах ученикам советуют хранить
целомудрие, чтобы не тратить попусту свою энергию, — Фрейд вздыхает, опять
берется за пиво.
— А почему три, а не семь и не одиннадцать? Почему девять? Почему сорок?
Фрейд смотрит на меня с секундным любопытством. Потом этот интерес
возвращается к пиву.
— Три, девять и сорок — это поминальные христианские каноны.
— А тринадцать?
Фрейд рассматривает содержимое бутылки, словно прикидывая, хватит ему
этого или нет.
— У древних евреев число тринадцать и слово 'смерть' писались одним
знаком.
Я понимающе киваю головой.
— Фрейд, слушай…
Он любит свое прозвище. Наверное, это ему очень льстит…
— Фрейд, а правда, что когда Сталина из мавзолея выкинули, то золотые
пуговицы на кителе поменяли на латунные?
— Есть такое дело, — изрекает он.
Я вижу себя со стороны. Меня бьет озноб. Мне двенадцать лет, я стою у
могилы своей мачехи и — плюю, плюю, плюю в ее камень, не в силах
остановиться. Я пинаю сухие комья земли, и они рассыпаются в пыльные
брызги…
Фрейд ушел. Толстая баба за стойкой размазывает разлитый кетчуп… Мен
тошнит. Мне страшно. Шестнадцатый день допроса…
—————————————————————————
Шестнадцатый день допроса (Советы):
Стоменов: — Когда убиваешь человека, Сергей Дмитрич, правильнее всего
будет похоронить его по-особенному. Когда человек простой, случайно или
намеренно, другого человечка загубил — он его прячет, и чаще всего, как вы
и без меня прекрасно знаете — земле его предает. Схоронить так, чтобы ни
одна душа живая не узнала — смотрите, как интересно, Сергей Дмитриевич:
вроде бы и спрятал, и похоронил одновременно. Только вот какая окази
выходит — кто то содеет, да и ума лишится от страха, или там от ожидани
кары какой то всемогущей, а кто-то ненависть лютую к покойничку продолжает
иметь. Но учил нас Никола — если убить кого хочешь — без лютости душевной
делай это, а к помершему тем более злобы не храни. Могилки почитай, в них
Сила для нас и хранителям нашим отрада будет. А коли на тот свет
спровадил, а схоронить возможности не имеешь — хранителям милость сделай,
а милость эта у нас, Смертной Силы Магов, выражается, Сергей Дмитрич, в
танце нашем особенном…
Расскажу я тебе баечку одну, а ты сам прикидывай, сказка это али быль. В
двадцать втором году, когда я с Николой и Игнатием по Украине бродили,
подошел к Михаилу Ивановичу Калинину старичок один седенький, метр с
кепкой, по имени Василий. И говорит ему: 'Ты, Михайло Иваныч, мен
послушай, потому как этот разговор тебе потом сгодится, жизню тебе
поберегет. А сказать я тебе хочу вот что: скоро помрет Ленин ваш, Ульянов.
Ты не дрыгайся, Михайло, а слухай спокойно. Так вот, схороньте его
особенно, как управителей многих древних хоронили, земле его не
предавайте, а сладьте избу ему почетную — и Силу получите: кровавую силу,
но великую. А для тебя говорю особенно, Михайло, потому что укроет теб
это от смерти случайной'. Сказал это Василий Калинину, да и след его
простыл. И Михаил Иванович видимо, не забыл об этой встрече. Ведь не
спроста же, Сергей Дмитрич, политбюро еще осенью двадцать третьего
обсуждало вопрос о будущем захоронении Ленина. А кто предложил Ульянова на
особый манер захоронить? Да Михайло Иванович, кто же еще!.. Он первый эту
мысль — НАШУ МЫСЛЬ — высказал, а Иосиф Виссарионович поддержал ее горячо.
И заметь, Дмитрич, товарищи Троцкий, Каменев и Бухарин были против МЫСЛИ
НАШЕЙ, считали, что Ленина нужно хоронить по русскому обряду, земле
предать… Ну, а теперь кумекай дальше: кто долгожителем партейным
сделался — Калинин или Бухарин, ась? (следователь улыбается).