а как сделать — никем не
сказано, одному лишь Николе ведомо. Сделаешь — царем незримым сделаешься,
Силу обретешь сказочную, моря и земли далекие преодолевающую. Но коли не
сделаешь, а только сдюжишь, перетерпишь — не будет от этого толку
никакого, окромя того, что трудности лихие лучше других переживешь, если
придут они в дом твой… А еще — помереть возможно от слабости, или
погибнуть, когда испытание тебе дается.
Удерж от желаний плотских трудно мне давался. Утром из ковша отопьешь
настоя, что Никола настоял и пить по утрам велел, — и в поле, сеяли мы
тогда. Работу тяжелую Никола запретил мне. Хожу, семя сею, а самого то в
жар, то в холод бросает, тело истома сладостная заволакивает, голова
кружится… То ретивость чую одолевающую — кажется: схвачу, сволоку в лес,
оприходую — раз, другой, третий, а там будь что будет. То ярость мен
душит нечеловечья, ненависть страшная, испепеляющая. То страх нападет, то
видения какие-то — аль морды привидятся кореженные, аль бабы какие то,
ненашенские, извиваются, телом голым бахвалятся, с собой зовут… Как
сорок дней вышли, сказал мне Никола одно только: 'Добре', — и сгинуло все
сразу, упал я на землю в беспамятстве и две луны проспал непробудно.
Три дня был удерж, потом — девять дней и девять ночей, потом — тринадцать
и сорок. И только в 1944 — 1945 годах здесь, в Софии, Силу принял
большую, триста девяносто дней и ночей плотской жаждой испытуемый. А
тогда, после сорока, повел меня Никола в лес с раннего утра июльского. Два
дня и ночь еще он вел меня неведомо куда — и остановился внезапно, словно
сигнал ему был какой. 'Будет тебе, Андрюша, суровое испытание — учти,
помереть можешь, сгинуть, волками быть съеденным, медведем подранный. Знаю
это, поэтому не неволю — если удумаешь — хорошо, не удумаешь — воля твоя,
только отрекусь я от тебя опосля этого'. Согласился я, не раздумывая.
Достал он тогда из котомки своей коробочку берестяную, дал мне. 'Средство,
— говорит, — там особое, для тебя изготовленное. Я сейчас уйду, и как
только скроюсь за деревьями — ты глаза покрепше закрой и вотри того, что
дал тебе, бровей чуть пониже, затем ляг — и на земле лежи, пока сверчок
под ухом не засвербит. Тогда встанешь — и возвращайся домой'.
Сделал я все, как он велел, в точности. Сверчок запел — поднимаюсь я, а в
глазах темно. Не вижу ничего. Слеп стал. Слепит, выходит, Сергей Дмитрич,
эта мазь Николова, уразумел? Прикинул я про себя — верст эдак сто мы с
Николой отмахали, не меньше… Страх в меня вошел нечеловеческий, скрутило
всего, к земле потянуло. Лег я на землицу, дрожу листом осиновым,
руки-ноги под себя поджал… Слышу, сверчок опять запел, схлынуло с меня,
тело расслабилось. Лежу, сверчка слушаю, звуки другие, шорохи, запахи чую.
Слышу, как ветки деревьев качаются, листья шуршат, стуки какие-то, скрипы,
птицы щебечут. Пополз потихоньку, знаки на деревьях поискать… Семнадцать
дней я плутал, по-зверьему шел, на четырех, ягоды ел, траву, грибы
некоторые. Зверя чуять стал, различать — зайцы, секачи, лоси, с
медвежонком малым нос к носу стоял, не знаю — то ли прибили мамку его, то
ли рядом где-то была, но не пошла… Свезло мне, в общем, Сергей Дмитрич.
Волки не встретились, секач не пропорол, два последних дня ногами шел —
чуять сначала стал, словно видеть, а опосля и видеть вовсе взором особым,
внутренним. Вернулся в Кривошеевку, значит. Никола сказал: 'Слеп не
будешь, но обожди, на новую луну поправлю, не раньше'… Время пришло — в
ночь прыснул он мне в лицо чем то, вонюче — спасу нет, спать наказал. Но
прозрел я тут же, ночь в глаза брызнула. Это, Дмитрич, пока не испытал —
не поймешь, когда ночь ярче дня ясного кажется… Сдюжил я — я вот двое не
сдюжили, хотя старше меня были и опытнее. Один сгинул навечно, другого
медведь подрал насмерть. Вот это и называется, Сергей Дмитрич, удерж от
ока бездельного. Глаз-то у нас всевидящим себя мнит, всеведающим,
всезнающим, но закрыть его стоит — и беспомощен ты, словно болезнь
страшная тебя одолела. Пуст взор у людей нынешних, как и речи пусты ихние,
но обретешь взор внутренний и мысль громогласную — и пустое пустым
перестанет быть. Вот что такое Магия Смертная, Сергей Дмитрич… Око твое,
врага почуявшее, когда он в тысяче верст от тебя находится, слово твое,
сказанное, но вслух не промолвленное, жальче стрелы разящее, поступь твоя,
силу у сильного отнимающая! Торжество Убиения недругов, но почитание
Смерти их и содружество с душами ихними — вот что такое Магия Силы
Смертной…
—————————————————————————
Кристо