«Man» не выносит этой фундаментальной тревоги. Поэтому публичное толкование подменяет Angst на Furcht. Думать о смерти (в экзистенциальном смысле) считается трусостью, слабостью, мрачным пессимизмом. Что «положено»? – Проявлять «превосходное безразличие» к «факту», что «все умирают». Настоящая мужественная тревога перед собственным концом подавляется и заменяется либо страхом перед конкретным событием, либо полным безразличием.
Вывод: Бегство как свидетельство
И здесь читатель приходит к главному парадоксу, который открывает Хайдеггер. Это постоянное, активное, повседневное бегство от смерти – это не что иное, как модус самого бытия-к-смерти. Мы убегаем от смерти именно потому, что мы изначально есть бытие-к-смерти. Само наше бегство – это феноменологическое доказательство того, что смерть есть наша сокровеннейшая, неустранимая и неперешагиваемая возможность. Даже в самом безразличном существовании Dasein постоянно «имеет дело» со своей смертью – именно тем, что отчаянно старается о ней не думать, замалчивает и подменяет её.
Итоговая рефлексия: Этот параграф – не просто описание человеческой трусости. Это фундаментальный шаг к пониманию временности. Подлинное бытие-к-смерти, которое Хайдеггер будет раскрывать далее, – это не morbid fixation на конце, а, как пишут комментаторы, осознание своей конечности как условия возможности вообще иметь целостное бытие. Только осознав, что моё время конечно и что я могу умереть в любой момент, я могу перестать откладывать жизнь на потом и начать существовать решительно и подлинно, принимая на себя ответственность за свою уникальную, временную жизнь. Повседневное бегство от смерти – это неподлинный модус временности, где будущее как «конец» постоянно откладывается и заслоняется настоящим. Подлинная временность рождается из мужественного принятия этого конца как конституирующей возможности моего бытия.
Трактовки и библиографические источники
Зарубежные специалисты: