В то время наука и вера, познание и почитание шли рядом. Они не воевали. Не спорили о главенстве. Не исключали друг друга из картины мира. Аристотель, систематизировавший античные знания, не видел противоречий между философией, логикой и признанием высшего порядка. Коперник, сместивший Землю с центра Вселенной, не разрушал мир Божий – он пытался постичь его истинную гармонию, спасти от излишних усложнений птолемеевской системы. Даже Ньютон, который дал нам классическую физику, заложившую основы современного естествознания, в перерывах между выведением уравнений всемирного тяготения и законов механики, увлеченно размышлял над библейскими пророчествами и пытался рассчитать дату конца света. Для него не было конфликта. Наука не вытесняла Бога. Она смиренно объясняла, как устроено Его творение.
Наука долгое время и не претендовала на философскую самостоятельность или мировоззренческое господство. Она рождалась и развивалась в лоне религиозного мироощущения. Она как бы говорила: «Смотрите, сколь премудро и изящно устроен этот мир!» И это изящество, эта математическая гармония и стройность физических законов воспринимались не иначе как доказательство божественного порядка и замысла. Бог виделся Великим Инженером, Геометром. Вселенная – Его совершенным механизмом. А учёный – смиренным подмастерьем, которому дозволено благоговейно изучать чертежи Мастера, оставленные на Его рабочем столе.
Именно поэтому ранняя наука не чувствовала себя врагом религии и не стремилась занять ее место. Она не искала конечного смысла бытия – она искала закономерности в явлениях. Она не спорила о природе души – она занималась изучением тела. Смысл, душа, вечность – все это оставалось в ведении Церкви, богословия, философии. А физика, астрономия, медицина трудились на своем этаже, с линейкой, телескопом и скальпелем. Они даже не смотрели в одну сторону в поисках ответов на главные вопросы человеческого духа.