Неспеша, и не навязчиво, Ирка взяла бразды правления в свои руки. Она рассказывала нам одну историю за другой: иногда вставляла что-то из прочитанного в книгах; изредка, очень изредка и словцо матерное могла вскользь произнести; да так уморительно она рассказывала, что от смеха у нас болели животы, и мы чуть под стол не скатывались в прямом смысле слова, потому что удержаться на стуле, сотрясаясь от обезумевшего хохота, и вправду было затруднительно.
Интонация голоса у Ирки была интересная: мимика, жесты, она могла заинтриговать. Она была раскрепощена, умна, воспитана, и с юмором у нее тоже все было в порядке. Она держала публику, а мы как завороженные слушали её. Ирка стала душой компании, душой нашей палаты, все предыдущие рассказчики на ее фоне меркли. Вечер удался!
Иркины непонятной формы штаны и кофта бабушкинская, теперь не казались нам старьем не модным. А ее некрасивое лицо с непонятной стрижкой странной формы, и угловатую фигуру, мы и вовсе теперь не считали чудаковатыми, потому как от Ирки исходила такая мощная энергетика которой она заряжала всех вокруг, что всё остальное уже не имело для нас никакого значения. И, кстати, муж у Ирки был, часа по два просиживал у нее. А когда приходил и она спала, он не будил, тихонечко садился рядом и ждал, когда она проснется».
Пол жизни прошло, а Ирка до сих пор в моей памяти. Мы и после больницы созванивались. Когда мне было скучно и одиноко я звонила именно ей: а она всегда была вежлива и никогда не давала понять, что она занята; или что мой звонок не вовремя; или что она куда-то торопится. Иногда мне было стыдно за себя.
Эта история поначалу напрашивалась чтобы я разместила ее в начале книги во вступлении, где я писала про красивую девочку в нашем классе, и про некрасивую мою подругу. Но, все-же, там о другом, не про энергетику, там про «не родись красивой, а родись счастливой». Пусть остается все как есть.
Б и з н е с ц е н т р