освещенной. Старуха ждала нас, сложив руки на животе и поджав
губы. При виде нас она мстительно пробасила:
— А расписочку чтобы сейчас же!.. Так, мол, и так: принял, мол,
то-то и то-то от такой-то, каковая сдала вышеуказанное
нижеподписавшемуся…
Роман тихонько взвыл, и мы вошли в отведенную мне комнату. Это было
прохладное помещение с одним окном, завешенным ситцевой занавесочкой.
Роман сказал напряженным голосом:
— Располагайтесь и будьте как дома.
Старуха из прихожей сейчас же ревниво осведомилась:
— А зубом они не цыкают?
Роман, не оборачиваясь, рявкнул:
— Не цыкают! Говорят вам — зубов нет.
— Тогда пойдем расписочку напишем…
Роман поднял брови, закатил глаза, оскалил зубы и потряс головой,
но все-таки вышел. Я осмотрелся. Мебели в комнате было немного. У окна
стоял массивный стол, накрытый ветхой серой скатертью с бахромой, перед
столом — колченогий табурет. Возле голой бревенчатой стены помещался
обширный диван, на другой стене, заклеенной разнокалиберными обоями,
была вешалка с какой-то рухлядью (ватники, вылезшие шубы, драные кепки и
ушанки). В комнату вдавалась большая русская печь, сияющая свежей
побелкой, а напротив в углу висело большое мутное зеркало в облезлой
раме. Пол был выскоблен и покрыт полосатыми половиками.
За стеной бубнили в два голоса: старуха басила на одной ноте, голос
Романа повышался и понижался. «Скатерть, инвентарный номер двести сорок
пять…» — «Вы еще каждую половицу запишите!..» — «Стол обеденный…»
— «Печь вы тоже запишете?..» — » Порядок нужен… Диван…»
Я подошел к окну и отдернул занавеску. За окном был дуб, больше
ничего не было видно. Я стал смотреть на дуб. Это было, видимо, очень
древнее растение. Кора была на нем серая и какая-то мертвая, а
чудовищные корни, вылезшие из земли, были покрыты красным и белым
лишайником. «И еще дуб запишите!» — сказал за стеной Роман. На
подоконнике лежала пухлая засаленная книга, я бездумно полистал ее,
отошел от окна и сел на диван. И мне сейчас же захотелось спать. Я
подумал, что вел сегодня машину четырнадцать часов, что не стоило,
пожалуй, так торопиться, что спина у меня болит, а в голове все
путается, что плевать мне в конце концов на эту нудную старуху, и скорее
бы все кончилось и можно было бы лечь и заснуть…
— Ну вот, — сказал Роман, появляясь на пороге. — Формальности
окончены. — Он помотал рукой с растопыренными пальцами, измазанными в
чернилах. — Наши пальчики устали: