платка, завязанного под подбородком, была покрыта
веселенькой капроновой косынкой с разноцветными изображениями Атомиума и
с надписями на разных языках: «Международная выставка в Брюсселе». На
подбородке и под носом торчала редкая седая щетина. Одета была бабка в
ватную безрукавку и черное суконное платье.
— Таким вот образом, Наина Киевна! — сказал горбоносый, подходя и
обтирая с ладоней ржавчину. — Надо нашего нового сотрудника устроить на
две ночи. Позвольте вам представить… м-м-м…
— А не надо, — сказала старуха, пристально меня рассматривая. —
Сама вижу. Привалов Александр Иванович, одна тысяча девятьсот тридцать
восьмой, мужской, русский, член ВЛКСМ, нет, нет, не участвовал, не был,
не имеет, а будет тебе, алмазный, дальняя дорога и интерес в казенном
доме, а бояться тебе, бриллиантовый, надо человека рыжего, недоброго, а
позолоти ручку, яхонтовый…
— Гхм! — громко сказал горбоносый, и бабка осеклась.
Воцарилось неловкое молчание.
— Можно звать просто Сашей… — выдавил я из себя заранее
приготовленную фразу.
— И где же я его положу? — осведомилась бабка.
— В запаснике, конечно, — несколько раздраженно сказал
горбоносый.
— А отвечать кто будет?
— Наина Киевна!.. — раскатами провинциального трагика взревел
горбоносый, схватил старуху под руку и поволок к дому. Было слышно, как
они спорят: «Ведь мы уже договорились!..» — «…А ежели он что-нибудь
стибрит?..» — «Да тише вы! Это же программист, понимаете? Комсомолец!
Ученый!..» — «А ежели он цыкать будет?..»
Я стесненно повернулся к Володе. Володя хихикал.
— Неловко как-то, — сказал я.
— Не беспокойтесь, все будет отлично…
Он хотел сказать еще что-то, но тут бабка дико заорала:
— А диван-то, диван!..
Я вздрогнул и сказал:
— Знаете, я, пожалуй, поеду, а?
— Не может быть и речи! — решительно сказал Володя. — Все
уладится. Просто бабке нужна мзда, а у нас с Романом нет наличных.
— Я заплачу, — сказал я. Теперь мне очень хотелось уехать:
терпеть не могу этих житейских коллизий.
Володя замотал головой.
— Ничего подобного. Вон он уже идет. Все в порядке.
Горбоносый Роман подошел к нам, взял меня за руку и сказал:
— Ну, все устроилось. Пошли.
— Слушайте, неудобно как-то, — сказал я. — Она в конце концов не
обязана…
Но мы уже шли к дому.
— Обязана, обязана, — приговаривал Роман.
Обогнув дуб, мы подошли к заднему крыльцу. Роман толкнул обитую
дерматином дверь, и мы оказались в прихожей, просторной и чистой, но
плохо