ковер-самолет. Была
скатерть-самобранка. Были: шапка-невидимка, сапоги-скороходы,
гусли-самогуды. Было чудо-зеркальце. А чудо-дивана не было. На диванах
сидят или лежат, диван — это нечто прочное, очень обыкновенное… В
самом деле, какая фантазия могла бы вдохновиться диваном?..
Вернувшись в комнату, я сразу увидел маленького человечка. Он сидел
на печке под потолком, скорчившись в очень неудобной позе. У него было
сморщенное небритое лицо и серые волосатые уши.
— Здравствуйте, — сказал я утомленно.
Маленький Человечек страдальчески скривил длинные губы.
— Добрый вечер, — сказал он. — Извините, пожалуйста, занесло
меня сюда — сам не понимаю как… Я насчет дивана.
— Насчет дивана вы опоздали, — сказал я, садясь к столу.
— Вижу, — тихо сказал Человечек и неуклюже заворочался.
Посыпалась известка.
Я курил, задумчиво его разглядывая. Маленький Человечек неуверенно
заглядывал вниз.
— Вам помочь? — спросил я, делая движение.
— Нет, спасибо, — сказал Человечек уныло. — Я лучше сам…
Пачкаясь в мелу, он подобрался к краю лежанки и, неловко
оттолкнувшись, нырнул головой вниз. У меня екнуло внутри, но он повис в
воздухе и стал медленно опускаться, судорожно растопырив руки и ноги.
Это было не очень эстетично, но забавно. Приземлившись на четвереньки,
он сейчас же встал и вытер рукавом мокрое лицо.
— Совсем старик стал, — сообщил он хрипло. — Лет сто назад или,
скажем, при Гонзасте за такой спуск меня лишили бы диплома, будьте
уверены, Александр Иванович.
— А что вы кончали? — осведомился я, закуривая вторую сигарету.
Он не слушал меня. Присев на табурет напротив, он продолжал
горестно:
— Раньше я левитировал, как Зекс. А теперь, простите, не могу
вывести растительность на ушах. Это так неопрятно… Но если нет
таланта? Огромное количество соблазнов вокруг, всевозможные степени,
звания, а таланта нет! У нас многие обрастают к старости. Корифеев это,
конечно, не касается. Жиан Жиакомо, Кристобаль Хунта, Джузеппе Бальзамо
или, скажем, товарищ Киврин Федор Симеонович… Никаких следов
растительности! — Он торжествующе посмотрел на меня. — Ни-ка-ких!
Гладкая кожа, изящество, стройность…
— Позвольте, — сказал я. — Вы сказали — Джузеппе Бальзамо… Но
это то же самое, что граф Калиостро! А по Толстому, граф был жирен и
очень неопрятен на вид…
Маленький человечек с сожалением посмотрел на меня и снисходительно
улыбнулся.
— Вы просто не в курсе дела, Александр