задрав головы и не глядя друг на друга.
Девочки захихикали. Я тоже не особенно испугался. Я сел, обхватив руками
голову, над оставленным листком и некоторое время краем уха слушал, как
в коридоре могуче рокочет бас Федора Симеоновича, прорезаемый сухими
гневными вскриками Кристобаля Хозевича. Потом Федор Симеонович взревел:
«Извольте пройти в мой кабинет!» — «Извольте!» — проскрежетал Хунта.
Они уже были на «вы». И голоса удалились. «Дуэль! Дуэль!» — защебетали
девочки. О Хунте ходила лихая слава бретера и забияки. Говорили, что он
приводит противника в свою лабораторию, предлагает на выбор рапиры,
шпаги или алебарды, а затем принимается а-ля Жан Маре скакать по столам
и опрокидывать шкафы. Но за Федора Симеоновича можно было быть
спокойным. Было ясно, что в кабинете они в течение получаса будут мрачно
молчать через стол, потом Федор Симеонович тяжело вздохнет, откроет
погребец и наполнит две рюмки эликсиром Блаженства. Хунта пошевелит
ноздрями, закрутит ус и выпьет. Федор Симеонович незамедлительно
наполнит рюмки вновь и крикнет в лабораторию: «Свежих огурчиков!»
В это время позвонил Роман и странным голосом сказал, чтобы я
немедленно поднялся к нему. Я побежал наверх.
В лаборатории были Роман, Витька и Эдик. Кроме того, в лаборатории
был зеленый попугай. Живой. Он сидел, как и вчера, на коромысле весов,
рассматривал всех по очереди то одним, то другим глазом, копался клювом
в перьях и чувствовал себя, по-видимому, превосходно. Ученые, в отличие
от него, выглядели неважно. Роман, понурившись, стоял над попугаем и
время от времени судорожно вздыхал. Бледный Эдик осторожно массировал
себе виски с мучительным выражением на лице, словно его глодала мигрень.
А Витька, верхом на стуле, раскачивался как мальчик, играющий в лошадки,
и неразборчиво бормотал, лихорадочно тараща глаза.
— Тот самый? — спросил я вполголоса.
— Тот самый, — сказал Роман.
— Фотон? — Я тоже почувствовал себя неважно.
— Фотон.
— И номер совпадает?
Роман не ответил. Эдик сказал болезненным голосом:
— Если бы мы знали, сколько у попугаев перьев в хвосте, мы могли
бы их пересчитать и учесть то перо, которое было потеряно позавчера.
— Хотите, я за Бремом сбегаю? — предложил я.
— Где покойник? — спросил Роман. — Вот с чего нужно начинать!
Слушайте, детективы, где труп?
— Тр-руп! — рявкнул попугай. — Цер-ремония! Тр-руп за бор-рт!
Р-рубидий!
— Черт знает, что он говорит, — сказал Роман с сердцем.
— Труп за борт