стыдно опубликовать. Это не галоши-автостопы и не брюки-невидимки.
Мы пришли в отличное настроение и начали разбирать новую задачу
Хунты, и очень скоро он сказал, что и раньше иногда считал себя
побрекито, а в том, что я математически невежествен, убедился при первой
же встрече. Я с ним горячо согласился и высказал предположение, что ему,
пожалуй, пора уже на пенсию, а меня надо в три шеи гнать из института
грузить лес, потому что ни на что другое я не годен. Он возразил мне. Он
сказал, что ни о какой пенсии не может быть и речи, что его надлежит
пустить на удобрения, а меня на километр не подпускать к лесоразработке,
где определенный интеллектуальный уровень все-таки необходим, а
назначить учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при
холерных бараках. Мы сидели, подперев головы, и предавались
самоуничижению, когда в зал заглянул Федор Симеонович. Насколько я
понял, ему не терпелось узнать мое мнение о составленной им программе.
— Программа! — желчно усмехнувшись, произнес Хунта. — Я не видел
твоей программы, Теодор, но я уверен, что она гениальна по сравнению с
этим… — Он с отвращением подал двумя пальцами Федору Симеоновичу
листок со своей задачей. — Полюбуйся, вот образец убожества и
ничтожества.
— Г-голубчики, — сказал Федор Симеонович озадаченно, разобравшись
в почерках. — Это же п-проблема Бен Б-бецалеля. К-калиостро же доказал,
что она н-не имеет р-решения.
— Мы сами знаем, что она не имеет решения, — сказал Хунта,
немедленно ощетиниваясь. — Мы хотим знать, как ее решать.
— К-как-то ты странно рассуждаешь, К-кристо… К-как же искать
решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то…
— Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица
— искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с
задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос,
который, как я вижу, тебе, прикладнику, к сожалению, не доступен.
По-видимому, я напрасно начал с тобой беседовать на эту тему.
Тон Кристобаля Хозевича был необычайно оскорбителен, и Федор
Симеонович рассердился.
— В-вот что, г-голубчик, — сказал он. — Я не-не могу
дискутировать с т-тобой в этом тоне п-при молодом человеке. Т-ты меня
удивляешь. Это н-неп-педагогично. Если тебе угодно п-продолжать, изволь
выйти со мной в к-коридор.
— Изволь, — отвечал Хунта, распрямляясь как пружина и судорожно
хватая у бедра несуществующий эфес.
Они церемонно вышли, гордо