семинар.
— И я, — сказал Володя Почкин.
— Нет, — сказал Роман. — Ты сиди и печатай. Назначаю тебя
главным. Ты, Стеллочка, возьми Сашу и пиши стихи. А вот я пойду. Вернусь
вечером, и чтобы газета была готова.
Они ушли, а мы остались делать газету. Сначала мы пытались
что-нибудь придумать, но быстро утомились и поняли, что не можем. Тогда
мы написали небольшую поэму об умирающем попугае.
Когда Роман вернулся, газета была готова, Дрозд лежал на столе и
поглощал бутерброды, а Почкин объяснял нам со Стеллой, почему
происшествие с попугаем совершенно невозможно.
— Молодцы, — сказал Роман. — Отличная газета. А какой заголовок!
Какое бездонное звездное небо! И как мало опечаток!.. А где попугай?
Попугай лежал в чашке Петри, в той самой чашке и на том самом
месте, где мы с Романом видели его вчера. У меня даже дух захватило.
— Кто его сюда положил? — осведомился Роман.
— Я, — сказал Дрозд. — А что?
— Нет, ничего, — сказал Роман. — Пусть лежит. Правда, Саша?
Я кивнул.
— Посмотрим, что с ним будет завтра, — сказал Роман.
Глава четвертая
Эта бедная, старая невинная птица
ругается, как тысяча чертей, но
она не понимает, что говорит.
Р. Стивенсон
Однако завтра с самого утра мне пришлось заняться своими прямыми
обязанностями. «Алдан» был починен и готов к бою, и, когда я пришел после
завтрака в электронный зал, у дверей уже собралась небольшая очередь дублей
с листками предлагаемых задач. Я начал с того, что мстительно прогнал дубля
Кристобаля Хунты, написав на его листке, что не могу разобрать почерк.
(Почерк у Кристобаля Хозевича был действительно неудобочитаем; Хунта писал
по-русски готическими буквами.) Дубль Федора Симеоновича принес программу,
составленную лично Федором Симеоновичем. Это была первая программа, которую
составил сам Федор Симеонович без всяких советов, подсказок и указаний с
моей стороны. Я внимательно просмотрел программу и с удовольствием убедился,
что составлена она грамотно, экономно и не без остроумия. Я исправил
некоторые незначительные ошибки и передал программу своим девочкам. Потом я
заметил, что в очереди томится бледный и напуганный бухгалтер рыбозавода.
Ему было страшно и неуютно, и я сразу принял его.
— Да неудобно как-то, — бормотал он, опасливо косясь на дублей.
— Вот ведь товарищи ждут, раньше меня пришли…
— Ничего, это не товарищи, — успокоил я его.