ли поможет.
— К сожалению, — сказал Роман. — Я вот тоже все время думаю, как
связать попугаев с Янусом, — и ничего не могу придумать.
— Но ведь он странный человек? — сказал Эдик.
— Да, несомненно. Начать с того, что их двое и он один. Мы к этому
так привыкли, что не думаем об этом…
— Вот об этом я и хотел сказать. Мы редко говорим о Янусе, мы
слишком уважаем его. А ведь наверняка каждый из нас замечал за ним хоть
одну какую-нибудь странность.
— Странность номер один, — сказал я. — Любовь к умирающим
попугаям.
— Пусть так, — сказал Эдик. — Еще?
— Сплетники, — сказал Дрозд с достоинством. — Вот я у него
однажды просил в долг.
— Да? — сказал Эдик.
— И он мне дал, — сказал Дрозд. — А я забыл, сколько он мне дал.
Теперь не знаю, что делать.
Он замолчал. Эдик некоторое время ждал продолжения, потом сказал:
— Известно ли вам, например, что каждый раз, когда мне приходилось
работать с ним по ночам, ровно в полночь он куда-то уходил и через пять
минут возвращался, и каждый раз у меня создавалось впечатление, что он
так или иначе старается узнать у меня, чем мы тут с ним занимались до
его ухода?
— Истинно так, — сказал Роман. — Я это знаю отлично. Я уже давно
заметил, что именно в полночь у него начисто отшибает память. И он об
этом своем дефекте прекрасно осведомлен. Он несколько раз извинялся и
говорил, что это у него рефлекторное, связанное с последствием сильной
контузии.
— Память у него никуда не годится, — сказал Володя Почкин. Он
смял листок с вычислениями и швырнул его под стол. — Он все время
пристает, виделся ты с ним вчера или не виделся.
— И о чем беседовал, если виделся, — добавил я.
— Память, память, — пробормотал Корнеев нетерпеливо. — При чем
здесь память? Мало ли у кого плохая память… Не в этом дело. Что там у
него с параллельными пространствами? ..
— Сначала надо собрать факты, — сказал Эдик.
— Попугаи, попугаи, попугаи, — продолжал Витька.
— Неужели все-таки дубли?
— Нет, — сказал Володя Почкин. — Я просчитал, это по всем
категориям не дубль.
— Каждую полночь, — сказал Роман, — он идет вот в эту свою
лабораторию и буквально на несколько минут запирается там. Один раз он
вбежал туда так поспешно, что не успел закрыть дверь…
— И что? — спросила Стелла замирающим голосом.
— Ничего. Сел в кресло, посидел немножко и вернулся обратно. И
сразу спросил, не беседовал ли я с ним о чем-нибудь важном.
— Я пошел, — сказал Корнеев, поднимаясь.
— И я, — сказал Эдик. — У нас сейчас