застывая с кисточкой в
руке.
В щель вполз маленький зеленый попугай с ярким красным хохолком на
макушке.
— Попугайчик! — воскликнул Дрозд. — Попугай! Цып-цып-цып-цып…
Он стал делать пальцами движения, как будто крошил хлеб на пол.
Попугай глядел на нас одним глазом. Затем он разинул горбатый, как нос у
Романа, черный клюв и хрипло выкрикнул:
— Р-реактор! Р-реактор! Надо выдер-ржать!
— Какой сла-авный! — воскликнула Стелла. — Саня, поймай его…
Дрозд двинулся было к попугаю, но остановился.
— Он же, наверное, кусается, — опасливо произнес он. — Вон клюв
какой.
Попугай оттолкнулся от пола, взмахнул крыльями и как-то неловко
запорхал по комнате. Я следил за ним с удивлением. Он был очень похож на
того, вчерашнего. Родной единокровный брат-близнец. Полным-полно
попугаев, подумал я.
Дрозд отмахнулся кисточкой.
— Еще долбанет, пожалуй, — сказал он.
Попугай сел на коромысло лабораторных весов, подергался,
уравновешиваясь, и разборчиво крикнул:
— Пр-роксима Центавр-р-ра! Р-рубидий! Р-рубидий!
Потом он нахохлился, втянул голову и закрыл глаза пленкой.
По-моему, он дрожал. Стелла быстро сотворила кусок хлеба с повидлом,
отщипнула корочку и поднесла ему под клюв. Попугай не реагировал. Его
явно лихорадило, и чашки весов, мелко трясясь, позвякивали о подставку.
— По-моему, он больной, — сказал Дрозд. Он рассеянно взял из рук
Стеллы бутерброд и стал есть.
— Ребята, — сказал я, — кто-нибудь раньше видел в институте
попугаев?
Стелла помотала головой. Дрозд пожал плечами.
— Что-то слишком много попугаев за последнее время, — сказал я.
— И вчера вот тоже…
— Наверное, Янус экспериментирует с попугаями, — сказала Стелла.
— Антигравитация или еще что-нибудь в этом роде…
Дверь в коридор отворилась, и толпой вошли Роман Ойра-Ойра, Витька
Корнеев, Эдик Амперян и Володя Почкин. В комнате стало шумно. Корнеев,
хорошо выспавшийся и очень бодрый, принялся листать заметки и громко
издеваться над стилем. Могучий Володя Почкин, как замредактора,
исполняющий в основном полицейские обязанности, схватил Дрозда за
толстый загривок, согнул его пополам и принялся тыкать носом в газету,
приговаривая: «Заголовок где? Где заголовок, Дроздилло?» Роман
потребовал от нас готовых стихов. А Эдик, не имевший к газете никакого
отношения, прошел к шкафу и принялся с грохотом передвигать в нем разные
приборы. Вдруг попугай заорал: «Овер-рсан! Овер-рсан!» — и все замерли.
Роман уставился