С первых нот композиция захватывала не слух, а душу, визуал затягивал с головой, словно омут. Процесс погружения был неотвратимым и запускался сразу же при легчайшем соприкосновении с энергией создателя. Его космос окутывал, завлекая в таинственные дали, мощно, глубоко и завораживающе. Три с половиной минуты ролика летели незаметно и казались смехотворно недостаточны для всей бурлящей лавины чувств, хлынувшей потоком из автора. Видеоряд был динамичным и чрезвычайно образным. Не смотря на общую мрачность, разворачивавшееся повествование цепляло накрепко и не отпускало до самого финала.
События истории происходили на кладбище, и в ней рассказывалось о молодом парне, который хоронил сам себя своей же музыкой. Лица присутствующих скрывала белая пелена, а рядом со свежевскопанной могилой стоял новый гроб, крышка которого была открыта. Однако покойного не показали. Не задерживаясь долго на гробе, камера взметнулась вверх и выхватила из пелены белесого дыма того, кто играл соло-партию на блестящей черной скрипке. Это был статный юноша, одетый во все черное, с длинными черными, как смоль, волосами, развивавшимися на ветру. Лицо этого ангела смерти скрывала маска.
С первых же нот мелодия отправляла слушателя в пугающе захватывающее эмоциональное путешествие не для того, чтобы прославить исполнителя или заработать ему круглую сумму, а потому что он не мог больше молчать. Это чувствовалось на подсознательном уровне, чувствовалось каждой клеточкой кожи. Его боль, его отчаянный крик, выраженный в этом коротком аудиовизуальном фрагменте, неминуемо передавался каждому, кто с ним соприкасался, фатально и неизбежно.