Не знаю, как мне оценить милосердие Божие, но со стороны усыпальницы азъ полуживой увидел приближающегося ко мне седовласого, немного согбенного монаха. Его лёгкая, даже немного пружинящая походка говорила об отменном здоровье и прекрасном самочувствии.
Судя по неимоверно увеличившимся очам его при виде полутрупа на монастырском газоне, отче был несказанно удивлён, что во время повечерия кто-то не в храме. Подойдя поближе к незадачливому послушнику, отец А-й – а это был именно он, я сразу узнал его по голосу – с ходу озадачил меня наводящим вопросом, почему азъ пришибленный не на повечерии.
На удивление, резко вскочив и взяв у старца благословение, я попытался нечленораздельно оправдаться, что меня никто от послушания не освобождал. На что авва улыбнулся во всю ширь и неспешно просветил меня, что в Пантелеимоновом монастыре Благовест освобождает от любого послушания. Во время службы и монахи, и послушники, и паломники должны быть в храме. Только игумен может благословить на несоблюдение устава.
– Отцу И-ю скажешь, что тебя о. А-й освободил от послушания. Иди на службу, – и он снова благословил меня лёгким прикосновением ко лбу.
Я уже, было, дёрнулся идти в храм, но тут, будто невидимая сила удержала мой порыв, и мне до сухости в горле захотелось побеседовать со старцем и разрешить у него все сомнения.
Авва по-прежнему улыбался, будто понял мои благие намерения, и не сойдя с места, спросил:
– Хочешь узнать о пророчестве старца Ионы? Будет ли война с Україной или нет?
ВПСлуга был настолько ошарашен прозорливостью аввы, что не сразу нашёл подходящие слова для ответа. Видя моё искреннее удивление, старец не стал впадать в гордыню, объяснив мне непонятливому, что этот вопрос мучает не только меня.
Почти все паломники из России, да и Україны тоже, задаются этим вопросом, потому что войны не хочет никто.