Великомудрствуя такими категориями, азъ послушный продолжал размеренно ковырять грешную землю своей «барракудой», очищая её от грехов, которые портили идиллическую картину. Соловьиный концерт немного добавлял пряного соуса в бефстроганов моих мыслей, уныло томящихся под крышкой черепной коробки. Мыслям было сугубо тесно, давление уже зашкаливало. Конфорка солнечного диска раскалила мозги до точки кипения, и вот-вот из ушей должен был повалить пар.
Спрятаться от языков солнечного пламени было решительно некуда. Одинокие кипарисы если и давали какую-никакую тень, то разглядеть её можно было только под микроскопом.
Сей мудрёный прибор азъ хладолюбивый позабыл в Белокаменной, а невооружённый глаз не прибавлял моему упадническому настроению ни грамулечки оптимизма.
Чтобы побороть в себе пессимизм, я решил прибегнуть к проверенному и самому что ни на есть действенному в таких случаях способу – усердной молитве. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, ради Пречистыя Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…» – молитва полилась искрящимся напевом, словно вешняя вода с вершины Афонской горы. Враз отступили навязчивые мысли, как супостатово племя под натиском Небесного воинства, а мышцы перестали донимать нервную систему.
Меж тем, или мне так показалось, сорняки не только не убывали, но за каждого «битого» появлялись два «недобитых».
Складывалось ощущение, что пока азъ трудолюбивый освобождал от нежити один участок, на соседнем они успевали вырастать сызнова. Или у меня уже голова шла кругом?
I’m на всякий случай оборотил взор на отхожее место – куча была уже в половину моего роста, но меня это не шибко вдохновило. Спрос будет не за количество сорной травы, а за качество исполнения. Не в угоду своей гордыне, но должен признаться, что качеством я был удовлетворён в полной мере. Как сам не выношу халтуры, так и делать привык всё на совесть.