– Ладно, прости, если что лишнее брякнул, – мне не хотелось, чтобы мы расстались с ней на минорной ноте. – Но всё же пивом спекулировать занятие не для мужчин, согласись?
– А Вы, вот, чем занимаетесь? – она прожгла меня карими очами, будто электросваркой.
– Я-то? Вообще-то писатель, иногда стихи кропаю, иногда прозу. На что вдохновение найдёт. Ты, вот, подвигла меня стих написать, в Керчи постараюсь вручить тебе его.
Светлана не нашлась, чем ответить, и ошарашенно глядела на меня. В её незамутнённом сознании при слове «писатель» представлялся, видимо, Тургенев или Достоевский, Шекспир или на худой конец Ирвин Шоу.
А тут вдруг занюханный дядька, который торгуется с каким-то фраером из-за бутылки пива; который едет не в люксе, а в плацкартном вагоне скотовоза, и не в Париж или в Лондон на фестиваль, а в Богом забытую археологическую экспедицию.
Чтобы развеять её сомнения, азъ недостойный решил прочитать коротенький стишок на тему своего последнего паломничества. А последнее было ни много ни мало во град Хлынов, что раскинулся по берегам реки Вятки.
Иными словами, стих повествовал о Великорецком Крестном ходе, который совершается каждый год в начале июня из града Хлынова на берег реки Великой, на место явления Чудотворного образа святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских. Пять дней и пять ночей десятки тысяч человек идут и в жару, и в непогоду, чтобы поклониться святому месту и совершить омовение в освящённых водах Великой реки.
Света слушала, не проронив при этом ни слова, а когда за окном Джанкой сделал нам Au revoir10, также молча открыла дверь в вагон, так как мои руки были заняты, и проследовала на своё рабочее место. Поскольку до самой Керчи крупных остановок больше не ожидалось, она позволила себе расслабиться, лишь одарив меня на прощание лучезарной улыбкой.
Глава V. «Паче молитвы»
Как-то один человек пришёл в монастырь и, увидев, что вся братия усердно труждается, заметил настоятелю словами из Священного Писания: