Представляю, какие слова они говорили родителям Санька и готовились сказать моим родичам. Разрази меня понос, но я бы не смог этого произнести даже под наведённым стволом.
После выдачи партбилета меня сразу погрузили в самолёт и отправили в Союз. Видимо, не зря опасались, догадывались, что я ой-ёй-ёй каких дел могу натворить. Со мной в самолёте летели несколько офицеров и два десятка дембелей. Мы приземлились на военном аэродроме, нас посадили в автобус прямо на лётном поле и выгрузили на площади трёх вокзалов.
У всех на руках были литеры. Двое отъезжали в Петербург – тогда ещё Ленинград, – пятерым предстоял вояж в Сибирь, кому-то на Север, а мне на электричку. Больше всех повезло. Из столичного региона я был один, поэтому знакомиться с ребятами не стал. Санька уже не вернуть, а с теми, кто раньше дембельнулся, увижусь когда-нибудь позже.
Витёк снова сглотнул жаркую слюну, видимо от жгучего желания закурить. Но нарушать данный Богу обет не стремился. Да и не было ни у кого табачных изделий. Даже лист осенний было не собрать по причине чарующей весны в данный исторический момент. Зато мы наслаждались запахами субтропического леса, звуками приближающегося с каждым шагом прибоя, соловьиными серенадами и шуршанием ветра о кроны оливковых дерев.
– А вот тоже случай был. Я тогда только прибыл «за речку», ещё не изучил всех нравов. А ребята опытные знали все хитрости моджахедов. Мы стояли на блокпосту, где-то в окрестностях Кабула. Поступил приказ: по тропе до темноты не должен пройти никто, ни один субъект. Без исключения, будь то человек или животное. Нарушителей уничтожать на месте из ДШК.
Ну что, приказы не обсуждаются, тем более на войне. До этого я ещё крови не видел, хотя стрелять уже приходилось, но больше для острастки. А здесь уже конкретный случай. И никто не может поручиться, что это не будет беременная баба или ребёнок. Бывали случаи, когда такими «беременными» оказывались смертницы, у которых мужья или сыновья погибали, а они хотели отомстить за них. И чаще всего подрывали почему-то именно блокпосты.