Ладно, я отвлёкся. Короче, вступили мы в кишлак, движемся от хаты к хате, шерстим все подряд без исключения. Обычно аксакалы, чтобы мы не потревожили их жилище, сами выходили на улицу и просили в дом не входить. Уверяли, что в их доме моджахедов нет. Но если вдруг, не дай Бог, из этого дувала раздавался выстрел, то мы не церемонились. Разворачивали танк и одним снарядом сносили всю архитектуру к едрене фене.
Сарафанное радио у них пашет, как «хитачи», поэтому все наслышаны о том, что бывает за преднамеренный обман. «Духи» знали не хуже других и старались не подвергать своих односельчан подобной экзекуции. Но придумали хитрость, а может, пиндосы подсказали. Непримиримые уводили свою семью из кишлака, а в брошенной хате устанавливали мину-растяжку.
Если мы стучали и дверь или калитку никто не отворял, то, естественно вышибали её и в хате проводили шмон с пристрастием. Мины-ловушки «духи» обычно ставили либо в дверях, либо у погребов. Электричество там не во всех кишлаках, холодильников нет, поэтому роют погреба, а в них удобно прятаться. К тому же наши не особливо верующие любили поживиться на халяву. Но бесплатный сыр, как известно, бывает только в мышеловке.
– Эт-точно! – тут как тут вклинился Никита, хотя почти всё время болтал по телефону.
– На таких растяжках в основном наши и подрывались. Особенно дембеля. Молодые поначалу всегда были осторожны, страх ещё играл в одном месте, да и Афган им ещё не осточертел, как старым. А дембелям, особенно тем, кто кокнарчиком начал баловаться, настолько уже всё было на аршин от земли, что игнорировали всякую предосторожность.
– Ты-то не сорвался с катушек? – хотя мой вопрос был явно лишним.
– Бог миловал. Хотя попробовать, разумеется, пришлось, – Витя поглядел на меня с иронией. – Когда по три ночи глаз не можешь сомкнуть, просыпаешься от малейшего шороха, а днём подорвёшься на мине или фугасе, поневоле на иглу подсядешь.
– Что, и ты подрывался? А как же тогда живой? Или душа возвращалась?