– Деда моего по комсомольской путёвке отправили на строительство ДнепроГЭСа. Там он с бабушкой познакомился, вскоре они поженились. Когда отец мой родился, бабушка уехала к родителям на Полтавщину, в Дубенский район. Они жили как раз недалеко от Преображенского монастыря, где в то время была малолетка для детей врагов «народа». Перед войной в монастыре устроили гауптвахту, по слухам в подвалах была расстрельная тюрьма.
– То есть в том самом мънастыре, где упъкоился оснъватель Андреевского скита Афанасий III Пателларий, патриарх Константинопольский? – проявил свои знания гигант Х-в.
– В том самом, – кивнул брат Николай. – Сейчас его мощи перенесены в Харьков. Монастырь вернули Православной церкви. После революции его заняли раскольники, это ещё до того, как он стал малолеткой и гауптвахтой. Но сейчас он принадлежит канонической церкви.
Выйдя из-под арки надвратной башни, мы трижды перекрестились с поклонами и направились по дороге в Кутлумуш. Какое-то время шли молча, каждый грустил о своём. День был ясным, на вид спокойное море отливало лазурью, в майскую свежесть зелени иногда добавляли красок обилие цветов и яркая раскраска монастырских строений. Соловьиные рулады сопровождали нас неустанно, словно эти кудесники эфира не знают ни сна, ни покоя.
Двинулись по узенькому проулку, где с трудом могут разойтись два человека, да и к тому же через три дома он закончился. Указателей никаких нам не встретилось, видимо заблудиться было невозможно, Господь всегда укажет путь, подскажет нужное направление.
Ожидаемая столичная суета Карей куда-то подевалась: отдельные паломники лениво слонялись из одной лавки в другую, несколько человек сидели на привокзальной площади, ожидая то ли автобуса, то ли наступления ночи. Даже коты попрятались от жары, хотя нет-нет, да и появлялись, откуда ни возьмись, но не задерживались подолгу на солнцепёке.