Ты пробуждаешь мое любопытство, сказал я. — Кто это — 'они'? —
и в чем именно они не должны были тебе верить?
— Это немцы, — ответил он, — немцы, которых я презирал. И они
поверили моей теории, что человек становится сверхчеловеком, если
делает только то, что ему хочется.
— А отстающих забирает себе дьявол?
— Да, отстающих забирает дьявол.
Он вперил в меня свой угрюмый взгляд, а я ждал продолжения его слов.
— Что за народ эти немцы! — сказал он наконец. — Что бы они не
делали, они берутся за дело слишком серьезно. Им нельзя доверять
никаких великих истин.
— Похоже, что они действительно разобрали твое учение по косточкам,
— согласился я.
— Я хотел сделать из них богов, — пожаловался он, — а вместо этого
превратил их в дьяволов.
— Только Богу под силу творить богов, сказал я, — возможно, ты был
слишком честолюбив.
— М-да! Возможно, я был слишком доверчив.
— Скрытность гораздо безопаснее, — подхватил я, — ты рассказал им
слишком много.
— Или, может, слишком мало.
— Сколько это составило томов?
— Спроси об этом у библиотекарей. Только не иностранцев — те всё
время составляют из них сборники, чтобы угодить читателям.
— А чем я могу тебе помочь? — спросил я.
— Рассуди меня.
— А почему ты сам себя и обвиняешь, и защищаешь?
— А кто еще может обвинять или защищать меня?
— Тогда начни с обвинения.
— Я совратил целый народ и привел его к катастрофе.
— Поясни подробнее.
— Я хотел излечить их от мягкотелости, следуя за мной с присущей им
обстоятельностью, они могли бы стать полностью твердыми; ни сердца,
ни внутренностей.
— Продолжай, — попросил я.
— Я проповедовал сверхчеловеческое. А они поступали как недо-люди.
— Пока что, — прервал его я, — ты обвиняешь только их, а не себя.
— Но как же я моту обвинять себя, не обвиняя их? — возразил он.
— Тогда и я попробую спуститься на ступеньку ниже и поговорить с
тобой, как человек с человеком.
— Хорошо, что ты не сказал — как душа с душой.
— Ну, с меня достаточно и человека! Как я уже говорил, ты был
слишком честолюбив.
— Да, слишком честолюбив для человека; я слишком устал от людей и
слишком любил то, чем мог бы стать человек!
— Похоже, мы уже перешли к защите, сказал я.
— Из тебя еще не выветрился судейский дух, — проворчал он.
— Ты ведь сам просил меня быть твоим судьей.
— Да, это так.
— Мне жаль тебя, — сказал я.
Он улыбнулся снисходительно-грустной улыбкой.
— Похоже, у тебя есть и сердце и душа, — сделал вывод он.
— А ты слишком долго был один, — отозвался я, — ты растерял свое
былое красноречие. Может, позволишь мне и обвинять, и защищать, и
судить тебя? Ты сможешь прервать меня, когда захочешь.
— Хорошо, — согласился он.
— Ты был рожден под беспокойной звездой, — начал я. — Ты стремился
следовать за героями; но они разочаровывали тебя тем, что были
людьми. Тогда ты сделал своим героем себя, но это принесло тебе самое
большое разочарование.
— Кажется, ты всё обо мне знаешь.
— В том и заключаются слава и позор твоего величия, что каждый знает
о тебе всё.
— Я не согласен с этим! Всего обо мне вы не знаете.
— И чего же мы не знаем?
— Вы не знаете, как я любил человека!
— Но ты говорил о нем с презрением.
— Потому что он мог бы вырасти до сверхчеловека.
— О, да! Чтобы топить детей на 'Лузитании', прорубать себе путь
через Бельгию, растерять всех своих друзей и стать проклятьем для
всей планеты!
Он поднял палец, останавливая меня.
— Ты говоришь сейчас не обо мне, а о немцах, — сказал он.
— Но они — единственные, кто довел твою философию до ее логического
завершения.
— И поэтому ты смеешься надо мной?
— Я вовсе не смеюсь над тобой. Я только излагаю факты. Это ты
посмеялся над ними и чуть было не привел их к гибели.
— Но я всего лишь проповедовал сверхчеловеческое.
— Настолько выше человека, что человек тебя просто не понял.
— Разве это моя вина?
— А чья же еще?
— Может быть — их?
— Ничего подобного. В тебе было слишком много ненависти. И ты
научил их ненавидеть человека.
— Я учил их ненавидеть всё то, что ниже сверхчеловеческого.
— Но ведь и сам человек — ниже сверхчеловеческого. Значит, ты
научил их ненавидеть самих себя.
— Но и каждый из них — тоже был ниже сверхчеловека!
— Зато теперь каждый попытался им стать. Ты научил их этому. Они
вообразили себе, что уже стали сверхлюдьми, стали выше добра и зла.
Ты