из них отделялась от тела, старался вывести её из
темноты и из состояния сна, в которое она попадала; но это ему
никогда не удавалось. Ему вообще ничего не удавалось. Само его
существование было тщетным, горьким и безрадостным.
Однажды я подошел к нему и дотронулся рукой до его лба.
Ты не такой, как все остальные, — сказал он равнодушно, — откуда
ты?
— Я пришел издалека, — ответил я, — хочешь пойти со мной?
— Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, — согласился он.
— Ты хотел бы остаться один?
— Нет. Одному еще хуже.
— Самое худшее уже позади, — утешил его я.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что на этот раз источник твоих низменных желаний уже
истощился. Ты устал и с отвращением вспоминаешь ту жизнь, которую ты
вел с тех пор, как освободился от своего тела.
— Какое странное выражение — 'освободился'! Только сейчас я
чувствую, что очень хочу освободиться.
— И я помогу тебе вырваться из еще одной темницы, в которую ты
заключен, помогу сорвать ещё одну оболочку с самого себя, которая
не выпускает тебя на волю.
— А для чего это тебе?
— Чтобы ты не тратил сил понапрасну, когда будешь стараться
освободиться от этой оболочки самостоятельно, — сказал я, —
а сейчас ты, наверное, хочешь спать?
— Да, я бы не отказался немного отдохнуть.
Он спал, а я тем временем пытался ускорить его освобождение, и когда
он пробудился, на сей раз уже в другом, более свободном мире, я
по-прежнему был с ним.
— Что бы ты хотел увидеть? — спросил я.
— Что-нибудь красивое, — ответил он. — Что-нибудь красивое и
чистое.
— Может быть, танец эльфов? — спросил я с улыбкой.
— Танец эльфов? — Разве такие вещи на самом деле бывают?
— Во вселенной — бесчисленное множество форм жизни и сознания, —
пояснил я, — и раз уж твой опыт заставляет тебя верить в дьяволов,
значит ты, без сомнения, сможешь поверить и в эльфов.
Едва я успел это сказать, как они тут же приблизились к нам: гибкие,
прозрачные формы, весело танцующие в усыпанных цветами просторах
Елисейских Полей. Они кружились и покачивались вокруг нас — эти
существа: чистые, как сам воздух, по которому они порхали; легкие,
как само счастье, которое они излучали; вечные, как надежда, и ещё
более прекрасные, чем сны смертных людей.
Тень грусти окончательно слетела с лица моего друга, он тоже
заразился этим весельем и стал легким, как воздух, и чистым. Он
присоединился к их танцу и вместе с ними закружился вокруг меня.
Признаюсь вам в порыве откровения, что я тоже танцевал с эльфами.
Сотоварищ и друг Прекрасного Существа тоже окунулся в море вселенской
жизни и поплыл по нему под парусами беззаботности. Тот, кто слишком
много знает о скорби этого мира, должен иногда облегчать свою ношу,
полностью отдаваясь чувству радости.
Когда эльфы снова удалились в свое неприкосновенное убежище, я
заметил, что к нам приближается еще какая-то форма.
— А сейчас, что бы ты хотел увидеть? — спросил я его.
— Могу я увидеть одного человека, который до сих пор живет в Англии?
— спросил он несколько смущенно. И все же в его просьбе я уловил ту
непоколебимую уверенность, которая свойственна душам, научившимся
доверять своим собственным желаниям — так бывает, когда в них,
благодаря очищению желания, начинает проникать высшая мудрость.
— Пожалуй, да, — ответил я.
Подошедшая к нам форма была мне незнакома, но мой друг сразу же узнал
и поприветствовал её. Рядом с моим другом стояла женщина, в которой
сразу же можно было признать натуру энергичную и деятельную, и в то
же время чистую, ибо без этого чистого излучения в тех сферах, где мы
тогда находились, вообще невозможно было никакое общение.
— Давайте присядем, — предложил я, — так мы будем чувствовать себя
уютнее.
Эти двое рядом со мной, казалось, были счастливы от одного только
присутствия друг друга. 'По-братски, рука об руку' сидели они рядом;
и хотя я знал, что одна из них — всего лишь подобие живой женщины, в
этот момент она казалась мне абсолютно реальной, ибо все добрые
побуждения сердца — реальность, а в тех сферах, в которые я привел
своего друга, все побуждения могут быть только добрыми. Здесь нельзя
встретить врага, и та женщина, которую он любил, тоже любила его,
иначе она не смогла бы оказаться здесь.
Вскоре я оставил их вдвоем и вернулся к своим трудам на поля
сражений, поскольку там были и другие, кто нуждался в моей помощи;
другу же моему пока ничто не грозило.
Немного погодя, я вновь приду к нему на помощь,