на человека.
Здесь, в небесных сферах можно услышать порою весьма нетрадиционные
представления; но Прекрасное Существо, наблюдавшее жизнь людей,
иногда забавляет меня восхитительным копированием обычаев смертных.
— Облаченный в розовое, — сказало Прекрасное Существо своему
собрату-ангелу, — позволь представить тебя моему другу 'Х.' , судье,
недавно прибывшему с планеты Земля. Безусловно, он не откажется стать
твоим проводником по территории, на которой сейчас творится история.
Спрашивай его, о чем хочешь, и он тебе ответит, если сможет. Он все
еще не знает языка твоей далекой звезды, но он может общаться с тобою
мысленно, ведь самая грубая твоя оболочка — это тело мысли.
Я сказал, что очень рад знакомству, и спросил, не хочет ли он увидеть
поле боя.
— Мне непонятно значение слов — 'поле боя', — ответил он, — но я
был бы не прочь на это взглянуть.
Когда ты это увидишь, будешь понимать ещё меньше, — улыбнулось
Прекрасное Существо.
А было это как раз в тот день, когда противоборствующие силы во
Франции и в Бельгии необычайно активизировались в начале весенней
кампании, и я повел двух своих друзей на то место, откуда они могли
бы наблюдать за битвой.
— Что эти существа внизу все время посылают друг другу? — спросил
незнакомец в розовом.
— Эти предметы мы называем снарядами, ответил я.
— Снарядами? — переспросил удивленный незнакомец.
— Прекрасное Существо ответило за меня.
— Снаряды — это особым образом устроенные дома, в которых наши
братья из великой бездны живут и развлекаются.
— Выражение удивления на лице незнакомца стало ещё более очевидным.
— Мой друг забывает, что вы не знаете языка Земли, в котором одно
слово — условный символ идеи — может обозначать две идеи, даже
очень непохожих друг на друга.
— Что это за предметы, которые те существа внизу посылают туда-сюда?
— повторил незнакомец.
Мне приходится переводить его речь на нормальный английский, чтобы
она стала понятной. Буквально же его вопрос звучал примерно так:
'Предметы, которые существа посылают друг другу?'
Благодаря долгому общению с Ангелами — как имеющими астральные тела,
так и не имеющими их — я научился понимать такую речь; и я ответил,
стараясь переводить привычные громоздкие словоформы на более простой
язык идей:
— Предметы, которые существа под нами бросают друг другу, — это
оболочки с содержимым, которое обладает удивительной способностью
разрушать формы других объектов, разбрасывая их части во все стороны.
— Они так играют? — спросил незнакомец в розовом.
— Нет, — ответил я, — они воюют.
— Воюют?
Весь ужас, связанный в моем сознании с понятием 'война', моя мысль
передала нашему гостю-ангелу, и его розовая вуаль побледнела от боли.
— Какое странное у меня возникло чувство, — сказал он, — знаете,
если бы вас не было здесь, друзья мои, я предпочел бы уйти отсюда.
— Это чувство, — ответил я, — симпатическое отражение моих
собственных эмоций, которые вызвали у меня мысли о войне.
— А что такое война?
— Ужасная страсть, которой предаются два противостоящих друг другу
сообщества душ. Благодаря этой страсти они подавляют в себе свою
природную жалость и начинают в больших количествах разрушать тела
друг друга.
Вуаль незнакомца стала почти белой.
— И Бог допускает, чтобы творился весь этот ужас? — спросил он.
— Он допускает это на планете Земля.
В данном случае слово 'Бог' нельзя воспринимать как точную передачу
той идеи, которую подразумевал Ангел в своем вопросе, но, видимо,
мне придется довольствоваться им. Подлинное значение этой идеи не
передается никаким словом ни одного из земных языков. Она
подразумевает сочетание Любви, Времени и Цели, возведенных в
превосходную степень, и лучшего обозначения для неё, чем 'Бог',
я подобрать не могу.
— Странная Звезда — Земля! — сказал Ангел.
— Обитатели этого мира часто говорят примерно то же самое, —
ответил я. — Это часть мудрости расы, унаследованной от их далеких
предков, которые, впервые попытавшись приспособить своё небесное
сознание к суровым условиям этой звезды, на которую их поместили для
того, чтобы они учились, говорили друг другу: 'Странный мир'.
— Значит, условия этой планеты вынуждают их творить перед нами этот
ужас?
— Вовсе нет.
— Тогда для чего они это делают?
— Их заставляет сила привычки.
— Значит, когда-то это было необходимо?
— В очень далекие времена, — сказал я, — люди были более
изолированы друг от друга,