весны стоял в воздухе, и в нем
раздавалось пение птиц. Посреди долины высокий фонтан, бросавший во все
стороны водяные струи, играл ими в воздухе, откуда они падали прозрачным
кружевом вниз. Атмосфера невыразимого очарования была разлита над всем. От
времени до времени, по этой благоухающей долине проходили прекрасные су-
щества, большинство которых, думается мне, принадлежало когда-то к челове-
честву. Они передвигались по двое или группами, улыбаясь друг другу.
Вы часто употребляете на земле слово 'мир'; но в сравнении с миром
этого места — величайший мир на земле показался бы суетой. Я понял, что
нахожусь в одном из самых прекрасных небес но что я в нем — один; только
что мысль эта об одиночестве пронеслась в моем сердце, как я увидел перед
собой Прекрасное Существо, о котором я писал в последнем письме. Оно улы-
балось и говорило мне: 'Тот, кто с грустью сознает свое одиночество, не
может оставаться на небе. Вот я и явилась, чтобы удержать тебя здесь'.
— Это и есть то небо, где ты всегда живешь? — спросил я.
— О, я живу везде и нигде. Я один из добровольных странников, нахо-
дящих очарование родного очага во всех небесных и земных местах.
— Значит, ты иногда посещаешь землю? — спросил я.
— Да, даже до самых отдаленных пределов ада, но я никогда не остаюсь
там долго. Я хочу знать все, что есть и оставаться не-связанным.
— Любишь ли ты землю? — спросил, я.
— Земля — одно из полей моих игр. Иногда я пою детям земли, а когда
я пою поэтам — они верят, что их муза с ними. Вот песня, которую я спел
одной душе, пребывающей среди людей.
— Сестра моя, я часто с тобой, когда ты не знаешь о том.
— Для меня душа поэта — светлый источник, в глубинах которого я могу
видеть свое собственное отражение.
— Я живу в чарах света и красок, которые вы, смертные поэты, тщетно
стремитесь выразить в магических словах.
— Я и в закате солнца, я и в звезде, я следила, как старился месяц и
как ты делался юным.
— В детстве ты искал меня в быстро бегущем облаке; в зрелости ты во-
ображал, что уловил меня в блеске очей возлюбленной; но и никогда не да-
юсь, я всегда ускользаю от людей.
Я маню и улетаю, и от прикосновения моих ног не склоняются головки
расцветших цветов.
— Ты можешь найти меня и можешь снова потерять, ибо смертный не мо-
жет удержать меня.
— Я ближе всех к тем, которые ищут красоты в мыслях или в форме; и
улетаю от тех, которые хотят задержать меня.
— Ты можешь каждый день подниматься в царство, где пребываю я.
— Иногда ты встретишь меня, иногда нет; ибо моя воля, что волн вет-
ра, я не поддаюсь ни на какие приманки.
— Но когда я маню, души прилетают ко мне со всех четырех концов не-
ба.
Я нужна для тебя, и ты имеешь значение для меня; я люблю видеть твою
душу в часы ее грез и восторгов.
— Твоя душа прилетает также; ибо ты один из тех, кого я призывала
чарами моей магии.
— Когда кто-нибудь из принадлежавших мне грезит о рае, свет стано-
вится ярче для меня, которая видит свет во всем — О, не забывай очарования
минуты, не забывай обольщения сердца!
— Ибо сердце мудрее, чем все магии земли, и сокровища мгновения бо-
гаче и удивительнее, чем накопленные богатства веков.
— Мгновение реально, тогда как века лишь обман, лишь воспоминание и
тень.
— Верь, что каждое мгновение есть все, и мгновение более, чем время.
— Время несет на себе песочные часы, и шаги его медленны; его волосы
убелились инеем годов, и скипетр его притупился от неустанного движения;
но ему ни разу не удалось поймать мгновения в его быстром полете. Оно сос-
тарилось, закидывая сети на быстрокрылый миг.
— Ах, эта магия жизни и бесконечного сочетания живых вещей!
— Я была молода, когда возникло солнце, и я буду молодь, когда месяц
падет, умирая в объятия своей дочери земли.
— Разве ты не хочешь быть юным вместе со мной? Прах есть ничто: душа
есть все.
Подобно серебряному серпу месяца на водной поверхности озера — таков