Ныне против принуждения к соблюдению позитивных законов и прав восстаёт не только настроение огромного множества людей, но и образ мыслей наиболее просвещённых. Толпа с бездумной покорностью тянет привычное ярмо, налагаемое на неё произволом деспота, и которую она вынуждена сбросить лишь вследствие безрассудства самого деспота; она вырывает самую законную власть из рук тех, кому сама же её вручила, как только начинает тяготиться её неизбежным, но справедливым бременем. С другой стороны, мыслящий филантроп, избравший главным делом своим исследование моральных обязательств и определяемых ими непреложных обязанностей и неотъемлемых прав человечества и видящий вопиющие противоречия, бросающиеся в глаза между моральными обязанностями и правами, с одной стороны, и некоторыми позитивными законами и так называемыми правами – с другой, отнюдь не является человеком равнодушным и никоим образом не может оставаться безучастным зрителем. В силу внутреннего душевного настроя он склонен рассматривать все позитивные установления до сего времени не более чем как печальную вспомогательную меру, которая столь же явно свидетельствует о недостатке нравственной культуры, сколь и недостойно подменяет её и пагубно увековечивает. С другой стороны, правда, в основном лишь наёмные защитники угнетателей, отчасти восторженные, отчасти лживые поборники суеверий и слепые орудия политического механизма поносят или осмеивают прирожденные (так называемые естественные) права человечества, отвергают самые ясные положения разума как бессмысленные догматы веры, а самые насущные требования человечества – ссылаясь на обычаи и писаные законы. Но немало ясно мыслящих и доброжелательных правоведов и государственных деятелей полностью убеждены в том, что разум никоим образом не может выводить правила из самого себя, и тем более – что он сам по себе устанавливает необходимый всеобщий закон, и притом священный и неизменный, которым должно руководствоваться в позитивном законодательстве. Они полагают, будто знают, что и в этом отношении, как и во всех прочих, разум зависит исключительно от опыта, никогда не должен определяться сам из себя, но всегда лишь внешними фактами и, следовательно, не может производить ничего, кроме позитивных законов, и составлять основу политических конституций и управления. Поэтому они учат, что лишь уже существующие позитивные законы, вызванные простыми чувственными потребностями общества и внешними обстоятельствами, могут стать единственным основанием для новых и лучших законов, в создании которых разум также может действовать лишь сообразно этим потребностям и обстоятельствам. В подтверждение сих утверждений они ссылаются на философов, половина коих отрицает само существование и возможность прирожденных прав человечества, которые могли бы быть определены одним лишь разумом, а другая половина согласна между собой относительно сущности и содержания этих прав лишь до тех пор, пока прикрывает свои зыбкие понятия риторическими представлениями; но как только они приступают к точному их определению, тотчас распадаются на партии, мнения которых взаимно уничтожают друг друга.