Эстетическое чувство имеет общее с нравственным чувством, помимо всего прочего, в том, что, предоставленное самому себе, оно непогрешимо – но ошибочно оценивается в понятиях, которые не являются работой философии, основанной на универсальных принципах – и, в той мере, в какой эти понятия приобретают влияние на суждения художников и ценителей искусства, препятствует его чистой и полной действенности. Благодаря известному стечению благоприятных обстоятельств чувство прекрасного пробудилось у древних греков в его первозданной чистоте и энергии и породило шедевры искусства, которые до сих пор остаются недосягаемыми. Я полностью согласен с автором эссе «Искусство и эпоха» в «Талии», когда он утверждает, что вкус и определяемое им чувство искусства греков, далеко не восстановленные нашими теориями, скорее сделаны ими невозможными (в той мере, в какой они на них влияют). Чувства не могут быть заменены понятиями, тем более объекты непогрешимых чувств не могут быть представлены двусмысленными, колеблющимися, полуправдивыми понятиями, не пробуждая принципов, противоречащих этим чувствам. Но я убежден, что вкус греков не только возродится, но и получит поддержку, которой он никогда не имел, и благодаря которой ему будет обеспечена вечная продолжительность, когда философский разум сумеет не предписывать то, что можно только чувствовать, а напротив, вывести активную причину эстетических чувств из установленной науки о способностях духа, и установить понятие красоты, которое не менее непогрешимо, чем ощущение ее.
Я возвращаюсь к нашему способу объяснения чувства добра и зла, чтобы показать, как с его помощью можно понять происхождение различных предыдущих основных понятий долга и права и определить в них истинное и ложное.