Помыслите о нравственности, дорогой друг, как о продукте, с одной стороны, практического разума, то есть разума, который не рассуждает, но необходимо повелевает, и, с другой стороны, свободной воли, коя в каждом конкретном случае может воспользоваться практическим законом или пренебречь им; – и вам бросится в глаза, почему и до какой степени нравственность может и должна быть признаваема всеми мудрыми и добрыми всех времен как высшее и притом достижимое благо для каждого человека, как единственное благо, возможное лишь через него самого, определяющее его внутреннюю ценность независимо от его внешних судеб.
А теперь помыслите о нравственности как о продукте, с одной стороны, теоретического разума, то есть разума, который размышляет и зависит от заданных оснований, и, с другой стороны, влечения к удовольствию, кое отчасти связано с результатами сего самого разума, а отчасти – с природой его объектов, – и вам придется почесть упомянутые выше изречения мудрых и добрых не более чем риторическими фигурами или добросердечными мечтаниями. Но поскольку для вас и для меня нет и не может быть истины вышей, чистейшей, определеннейшей, нежели та, что содержится в сих изречениях: тогда все теории покажутся вам непоследовательными и отвратительными, согласно коим нравственность, как простое следствие силы мысли внутри нас и вещей вне нас, должна была бы в равной степени зависеть от научной культуры и от случая; согласно коим праведность была бы подчинена простым теоретическим догадкам и принуждению естественной необходимости, что скоро порождает ее, скоро уничтожает; согласно коим, наконец, истинное чувство добра и зла предполагало бы некое определенное и правильное понятие о нравственности, и потому отсутствовало бы не только у простого человека, но даже у философов учености, у всех тех партий, что в своих противоположных доктринах, из коих либо лишь одна, либо вообще ни одна не может быть истинной, упустили бы его.