Несмотря на то что принуждение предполагает наличие физических сил и данных внешнего опыта, а следовательно, и иных фактов и убеждений, кроме сознания морального закона, все же по всем этим фактам и убеждениям можно определить лишь применение практического закона, но не сам закон, от коего зависит правомерность всякого принуждения. Посему чувство добра и зла во всех своих возможных видах и проявлениях является следствием практического разума; и как таковое, во всех своих проявлениях, сколь бы разнообразны они ни были, – даже там, где оно действенно в ошибочном сознании, – оно, согласно своему источнику, необходимо и всеобще, согласно своим объектам неизменно, согласно своей природе бескорыстно и непогрешимо.
А теперь испытаем, можно ли и в какой степени объяснить различные особенности или характеры чувства добра и зла, кои не остались незамеченными в прежних способах объяснения сего чувства, но ни в одном из них не были соединены воедино.
Новый способ объяснения должен быть понят целостно.
Как следствие практического разума, чувство добра и зла никоим образом не предполагает научной культуры, а лишь ту ступень общего употребления разума, на коей человек начинает размышлять о делах своего эгоистического инстинкта, или, что то же значит, об удовлетворении своих чувственных потребностей, и об отношениях, в кои он поставлен ими по отношению к другим людям; ступень, на коей пребывает даже самый испорченный человек в каждом гражданском обществе. Практический разум никоим образом не может возвестить свой закон прежде, нежели он станет применим в сознании. Сия применимость не может иметь места до тех пор, пока теоретический разум не сможет представить себе случаи, предполагающие применение сего закона и кои могут быть получены лишь из данных внешнего и внутреннего опыта. Посему до тех пор, пока в грубом сыне природы инстинкт все еще поглощен своими делами; пока предметы его потребностей не изменены, не усовершенствованы, не увеличены, не приумножены силой мысли; пока, словом, человек еще не начал рассуждать о своих благах и горестях: столь долго дремлет в нем его личность; столь долго не пробудилась в нем способность пользоваться и сознавать свою свободу; столь долго нет в нем еще воли, способной либо повелевать инстинктом согласно моральному закону, либо служить ему; столь долго он не ведает ничего, кроме физических чувств, и от бесчувственного животного его отличает лишь внешняя форма и внутренняя способность, которая еще не перешла в действующую силу. Таким образом, получается, что «буржуа», помимо всех буржуа, является «буржуа». [Данное предложение, по-видимому, является опечаткой или ошибкой перевода, нарушающей смысл. В контексте абзаца, описывающего «грубого сына природы», оно выглядит лишним и, вероятно, требует исключения или глубокого переосмысления, которого в оригинале нет. Было оставлено как есть, так как это явная лакуна или ошибка в предоставленном тексте.]