В каждой попытке обосновать мораль и естественное право реальность чувства добра и зла признаётся постольку, поскольку пытаются объяснить его причину. Но как мало пользы от такого признания для морали и естественного права, видно уже из одного того обстоятельства, что в каждом из этих способов объяснения моральное чувство исходит из разного основания, в каждом ему приписывается разный объект, а под общим названием долга и права подразумевается нечто совершенно иное в самом деле. Если наши популярные философы утверждают, что различие между принятыми ими фундаментальными понятиями, как это имеет место повсеместно в морали и естественном праве, случайно, и находят его лишь в различии названий, то я утверждаю, руководствуясь самым глубоким убеждением, что приверженцы всех до сих пор созданных систем морали и естественного права не согласны в сущности своих фундаментальных понятий и сходятся лишь в названиях. Я допускаю, что в каждом из этих различных фундаментальных понятий нравственное чувство характеризуется существенным признаком своего объекта; но также лишь одним, который в сочетании со случайным признаком принимается за всю сущность, за весь объект. Каждое из этих понятий находится в прямом противоречии с другим, отличным от него, поскольку в нём устанавливается и возвышается до всей сущности другая существенная характеристика, и, следовательно, через него другая сущность придаётся долгу и праву. Я могу пояснить эту мысль, которая получит своё полное подтверждение только в моём следующем письме, здесь лишь на постороннем примере. Если одна философская секта будет утверждать, что животная природа, а другая – что разум – это сущность человечества, то обе будут знать человечество по одной из его существенных характеристик, но обе будут одинаково неверно оценивать его сущность. Оба они, несмотря на бесспорно истинные вещи, которые они могли бы выдвинуть в своих системах о человеке, один – о его животной природе, другой – о разуме, тем не менее, никогда не сказали бы ничего истинного о действительной природе человека и согласились бы лишь в простом названии объекта, сущность которого, как им казалось, они постигли. Такова была судьба прежних систем морали и естественного права под руками хранителей и защитников этих наук.