Сверхъестественник поглощает, восхваляет и цитирует философские рапсодии, которые борются с естественной религией в пользу сверхъестественной, а натуралист торжествует над каждым новым памятником, который прославляет победу разума над слепой верой, и над коим философская проницательность соперничает с поэтическим искусством изображения. То, что при всех попытках такого рода, при всей ценности, которую им навсегда гарантирует печать вкуса и гения, сама наука и философская культура человеческого духа тем не менее ничего не выигрывают; то, что они оставляют господствующие фундаментальные понятия в их прежней неопределённости и еще более расширяют господство тех же самых понятий; то, что они все более и более удаляют из поля зрения публики те принципы, из развития которых, по старому недоразумению сторон, всё происходит, – это еще не самое худшее, что можно им возразить. Именно они создали заблуждение, даже в самых прекрасных умах, что популярность философских сочинений является мерилом их основательности; что философские принципы должны получать доказательства не вверх по их высшим причинам, а вниз по их следствиям, и что философская попытка может быть благотворной только в той мере, в какой она заставляет своих читателей менее трудиться и более забавляться.
Благодаря им, не только среди любителей философии, но и среди самих профессиональных философов, отвращение и неспособность ко всем трудоемким разборам были взращены и доведены до высшей степени. Именно им – а не многочисленным бестолковым школьным философам, чьи декламации выпадают из памяти слушателей тем вернее, чем более сам учитель обязан ими только своей памяти, – им, которые как самостоятельно мыслящие люди действуют на самостоятельно мыслящих людей с упором и успехом, следует приписать столь широко распространённое в настоящее время отвращение философских умов к тем занятиям, от коих только и можно ожидать реформирования философии. Наконец, они более всего способствовали странной неопределённости понятия философии, которая ничем не уступает двусмысленности слов гений, свобода, просвещение и т.д., и в коей кроется причина того, что говорят нечто непонятное даже для некоторых самых известных философов, когда утверждают либо отсутствие прежней, либо необходимость будущей элементарной философии.