Благодаря сим результатам философствующий разум получает точнейшее определение границ действительного поля опыта; и тогда пространство и время становятся давно искомыми и не понятыми доселе границами – субстанции, заполняющие пространство (или тела), являются единственно возможными объектами внешнего опыта, а изменения в нас (или идеи) – единственными объектами внутреннего опыта. Таким же образом философствующий разум приходит к согласию с самим собой, что сии пределы опыта суть лишь пределы познаваемости и понятности, определяемые природою человеческого воображения, но никак не постижимости вещей вообще; что некоторые объекты, постижимые единственно разумом и недоступные чувственности, должны, тем не менее, быть постигнуты как возможные чистым разумом, ограничивающим чувственность, несмотря на всю их непостижимость для рассудка, связанного с чувственностью; и что, хотя законы нашей познавательной способности делают невозможным всякий опыт и постижение бесплотных субстанций, тем не менее, благодаря закону воли, основанному на разуме, возможно совершенно удовлетворительное убеждение в реальности таковых субстанций. Философия, занимающаяся сим, может, конечно, на нынешней ступени культуры быть непонятною даже для некоторых известных философов-профессионалов. Но упрёк в пустых спекуляциях может подействовать на них лишь в очах тех, кто вместе с чернью привык видеть реальность только там, где нечто можно схватить руками.
Противоречие между укоренившимся неопределённым и развивающимся определённым способами концепций необходимо должно вызывать между многими приверженцами одного и немногими другого споры, кои всегда были столь же неизбежны в постепенном развитии человеческого разума, сколь и необходимы для его прогресса. Множество принятых и широко распространённых доктрин, выведенных из принципов, кои почитались установленными лишь потому, что их неверность была сокрыта неясностью неразвитых фундаментальных понятий, утверждались новейшей философией отчасти в дурном, отчасти в прежнем смысле. Теперь, чем чаще сии доктрины представляются, доказываются и обсуждаются устно и письменно знаменитыми и неискушёнными философами-профессионалами; чем более они связаны в своих причинах и следствиях со всеми другими концепциями сих людей: тем более непоследовательной должна казаться утверждаемая противоположность им, доказательство коей всегда предполагает лишь совершенно новую концепцию, могущую быть объединённой с их старыми убеждениями единственно через последовательное исправление оных. Свет доказательств, исходящий от вновь определённых фундаментальных концепций, является для защитника чуждых систем лишь подобием истины, кое он стремится уничтожить тем охотнее, чем более оно для него тревожно.