Не следует ли из этих обстоятельств вполне удовлетворительно объяснить, почему даже среди подлинно философских умов всё более растет число тех, кто громко и открыто объявляет изучение метафизики бесполезным и даже пагубным занятием? И не оскорбим ли мы тем самым наш век, если станем объяснять это явление свойственной ему мелкостью ума, не задаваясь вопросом: не является ли эта самая мелкость, там, где она действительно встречается, отчасти следствием того состояния, в котором оказалась наука, призванная служить основой для всех прочих?
Дальнейшее рассмотрение нынешних конвульсий в других областях знания покажет, что потребность в главной науке, от которой все остальные могли бы ожидать твёрдых – отчасти руководящих, отчасти основополагающих – принципов, независимо от того, называется ли она метафизикой или нет, никогда не была столь всеобщей и столь настоятельной, как в настоящее время; и что, следовательно, презрение, с которым относятся к метафизике, проистекает из несбывшихся ожиданий, которые эта наука во все времена порождала своими грандиозными обещаниями и которые никогда не были столь очевидны, как в последнее время, когда мыслящие умы со всех сторон оказались вынуждены верить метафизике на слово больше, чем когда-либо прежде.
Прочие науки затронуты [этим кризисом] более или менее сильно, в зависимости от того, насколько их область удалена от собственно метафизики, и в этом отношении можно предположить, что они следуют друг за другом примерно в таком порядке: рациональная психология, космология и теология, философия религии (наука об основании наших ожиданий относительно будущей жизни); теория вкуса, мораль, естественное право, позитивная юриспруденция и теология [практическая?], и, наконец, история в самом узком смысле слова. Первые три, непосредственно связанные с метафизикой и обычно даже рассматриваемые как её части, разделяют с ней имя и судьбу; история же обязана своим более спокойным владением [предметом] и менее спорным расширением и совершенствованием своей обширной области – своей удалённости от эпицентра брожения. Успех недавних попыток реформировать позитивное богословие и юриспруденцию был тем значительнее, чем лучше реформаторы этих наук научились использовать их соседство с историей. Точно так же, с другой стороны, все попытки лучших умов прийти к согласию относительно первых принципов морали и естественного права потерпели полную неудачу, поскольку при разработке понятий, предполагаемых этими принципами, нельзя было обойтись без соседства с метафизикой. Наконец, поскольку в основании философии вкуса и религии постоянно колеблются между данными опыта и метафизическими понятиями, до сих пор не достигнуто согласия даже по вопросу о том, относится ли высшее правило вкуса и первый принцип фундаментальных истин религии вообще к числу познаваемых проблем.