– А, может, Вы правы? Быть может, мир и впрямь многогранен? Я не учёл всего… Ваша позиция заставляет меня пересмотреть некоторые из моих прежних убеждений. Возможно, я был слишком категоричен в своем неприятии индивидуальных феноменов. Быть может, существуют аспекты реальности, доступные лишь внутреннему миру отдельной личности.
Николай Бердяев воодушевился:
– Именно так! Я рад, что Вы готовы пересмотреть свою точку зрения. Человеческое сознание намного богаче и сложнее, чем рамки рациональной научной парадигмы.
Достоевский задумчиво потер лоб:
– Знаете, Николай Александрович, вы затронули поистине глубокую нить размышлений. Я и сам часто ловлю себя на мысли, что каждый из нас носит в себе целую вселенную, столь непостигнутую, столь незримую для других. Вот, например, задачи, что сами себе ставим… Иногда, мне кажется, в этих тайных недрах души таится нечто удивительное, что лишь одному и доступно.
Бердяев пылко подхватил мысль:
– Совершенно верно, дорогой Фёдор Михайлович! Каждый из нас – как загадочный можжевельник или, может быть, даже самородок в вечности! Мы уникальны в своем внутреннем мире, полном таинственностей и неожиданных откровений. Пусть будут внешние законы и правила, но все-таки, как же можно уместить целую жизнь в рамки одной схемы? Только сам человек способен понять собственные переживания!
– А, верно! Человеческая душа – это вечный лабиринт, где слагаются и разбиваются мечты, где рождаются порой безумные идеи и глубокие истины. Ни одной души не найдется, как две капли воды, и в этой уникальности, кажется, и скрыт наш ответ на многие вопросы бытия, даже те, что доступны лишь одному наблюдателю!
Бердяев вдохновился и оживился глазами:
– Да, именно так! Эту бесконечную палитру индивидуальных реальностей, этот многогранный калейдоскоп ощущений как раз и составляет истинную полноту жизни! Как же можно произвести редукцию, сократить тот непередаваемый дух в нечто усредненное? Лишь через признание этой самобытности мы сможем заглянуть в тайну человеческого существования, словно открывая завесу мятежного, но столь прекрасного мира!